Книга Младшая сестра - Мэри Берчелл

Аликс чувствовала себя обманутой. Ужасное предательство. Как она могла не признать ее дочерью? Аликс еще не оправилась после шока, и все происходящее казалось ей дурным сном.

Дело не только в долгожданной встрече… она все еще ощущала тепло рук и горячие поцелуи матери. Для Аликс будто свершилось чудо — их души соединились, после многолетней разлуки, и настолько прочно, словно ничто не могло разъединить их.

И тот миг, когда ее пылающие губы коснулись щеки матери, Аликс знала, что они единое целое. Она бы поняла это, будь даже слепой и глухой от рождения.

И Варони чувствовала то же самое. Пока девушка думала: «Она моя мама, моя мама!» — та конечно же твердила про себя: «Это Аликс! Моя любимая дочка». Каждое ее прикосновение, каждый поцелуй и объятие говорили об этом.

Тем не менее всего каких-то четыре минуты спустя Варони хладнокровно объявила, что Аликс — сестра. Младшая сестра. В покровительственном тоне слышались только сестринские чувства. Притворство было идеальным.

Огромным усилием воли Аликс проглотила ком в горле, уняла бешеную скачку мыслей и заставила обратить свой взор на сидящего рядом мужчину, который заговорил с, ней. Высокий светловолосый англичанин, лениво откинувшийся на спинку стула, заметив растерянность и испуг Аликс.

— Не надо так бояться. Пища абсолютно безвредна. Или… — его серые глаза хитро блеснули, хотя лицо оставалось серьезным, — ты можешь питаться одной радостью и любовью после момента счастливого воссоединения семьи?

Аликс улыбнулась одними губами.

— Я не голодна, — срывающимся голосом заметила она, но тут же сообразила, что солгала. В последний раз она ела много часов назад.

Варони, поддержав парой свежих фраз беседу, по-сестрински накрыла ладошку Аликс своей теплой ладонью.

— Солнышко, ты, должно быть, умираешь с голоду. — Все новые ласковые прозвища сыпались из ее уст, как осенняя листва с деревьев. Но она тут же отвернулась, не заботясь о том, каким именно образом «солнышко» собиралось спастись от голодной смерти.

Высокий брюнет громко рассмеялся и бросил несколько слов на немецком, сопровождая речь размашистыми жестами.

— Морлинг говорит, что тебе необходим бифштекс вот такой величины и такой ширины, чтобы вернуть румянец на бледные щечки, — весело разъяснил англичанин.

— А-а… — Аликс улыбнулась мужчине, названному Морлингом, и получила в ответ дружеский кивок. Но прежде чем брюнет перевел тяжелый взгляд на другой столик, Аликс заметила проблеск любопытства в его карих глазах. — Кто он? — шепотом спросила она англичанина.

Тот удивился.

— Морлинг. Дитер Морлинг. Ну, ты знаешь, — произнес он, будто это имя было известно всем. Перехватив недоуменный взгляд девушки, юноша пояснил: — Он знаменитый дирижер. Кстати, раз уж речь зашла об именах, может, представимся? На таких вечерах никто никого не знакомит. Меня зовут Барри Элтон. А тебя…

— Фарлей. Аликс Фарлей, — отозвалась девушка, немного удивленная тем, что все еще носит эту фамилию.

— Понятно. Вероятно, «Варони» — нечто вроде компромисса между «Фарлей» и звучным итальянским именем?

— Полагаю, что именно так. — Аликс поспешно переключила внимание собеседника на проблему получения еды.

Потом она не могла вспомнить, что именно ела тем вечером или о чем говорили. Происходящее напоминало яркий, невероятный, запутанный сон, в котором главной фигурой была ослепительная Нина Варони. Ее мама… ее сестра… или просто известная певица. Аликс уже начала путаться. До рассвета оставалось не больше двух часов, а веселая болтовня не стихала, официанты подносили все новые блюда и напитки.

Варони часто улыбалась Аликс, иногда роняла пару ласковых слов, но девушке никак не удавалась целиком привлечь внимание матери к себе. Певица была в центре пересечения всех взглядов. С неисчерпаемой энергией и неизменной улыбкой она одновременно поддерживала дюжину бесед и не обошла вниманием ни одного гостя вечера.

«Теперь я понимаю, что бабушка имела в виду, — подумала Аликс, — говоря, что истинная красота Варони в ее неиссякаемой энергии».

Оказалось, Аликс не единственная, кто пришел к подобному выводу. Глядя украдкой на Барри Элтона, она перехватывала его восхищенный и одновременно саркастический взгляд на Варони.

Заметив, что Аликс наблюдает за ним, он рассмеялся и шепнул:

— Глядя на нее, не подумаешь, что мадам Варони исполнила несколько часов назад одну из сложнейших оперных ролей.

— Нет, — согласилась Аликс, одарив мистера Элтона ответной улыбкой. — Она замечательная, правда?

— Да, она замечательная, — кивнул собеседник, но на этот раз в его голосе чувствовался явный холод. Казалось, таким образом он собирается сообщить девушке, что не стоит совать свои нос в чужое дело.

Гордость Аликс была уязвлена. До сего момента она считала Барри Элтона единственным дружески настроенным к ней человеком из всей разномастной компании.

Но, видимо, мистер Элтон уловил ее подавленное настроение, так как через минуту тихо спросил:

— В чем дело?

— Ни в чем!

— Кажется, я обидел тебя.

— О нет. — Алекс все же не удержалась и съязвила: — Кажется, я обидела вас.

— В самом деле? Каким же образом?

— О, пожалуйста… не берите в голову. Сейчас все в порядке. — Она тешила себя надеждой, что собеседник оставит эту тему, и, к счастью, мистер Элтон кивнул:

— Замечательно. Оказывается, нас обоих очень трудно обидеть, что явно способствует началу хорошей дружбы. — Его серые глаза потеплели, и он обворожительно улыбнулся, обнажив ряд безукоризненно ровных белых зубов.

Он мне нравится, подумала Аликс, очень нравится. Как мило с его стороны предложить стать друзьями.

Барри Элтон ненавязчиво ухаживал за Аликс все оставшееся время — предлагал отведать различные блюда, вовремя защищал от чрезмерного любопытства гостей, время от времени тихо беседовал с девушкой. Его дружеский тон и забота помогли Аликс почувствовать себя намного увереннее в компании незнакомых людей.

О других гостях ей мало что удалось узнать. Они говорили по меньшей мере на четырех иностранных языках, и ее мама свободно общалась на десятки всевозможных тем, о которых Аликс даже не имела представления. Она обводила гостей восхищенным взором.

Время от времени дискуссия переходила в ожесточенный спор. Мужчины вскакивали с мест, опрокидывая стулья, кричали и размахивали руками. В такие минуты Аликс казалось, что спор неминуемо превратится в кровавую схватку. Но все заканчивалось мирно, и под конец девушка догадалась, что ожесточенные выкрики и потрясание кулаками — не более чем игра на публику. Ни один из гостей не был настолько задет и разъярен, каким хотел казаться. Последнее слово в дискуссии всегда оставалось за мистером Морлингом и звучало как окончательный приговор судьи.