Книга Джин с Толиком - Анатолий Горбов

Алина Сергеевна сидела в своем кабинете, огромный офисный стол был завален бумагами и дисками, и из-за трех мониторов ее практически не было видно. Поприветствовав шефиню, я водрузил на крохотный свободный островок столешницы подготовленную документацию и диск с исходником. Она устало кивнула, спросив, что, по-моему мнению, представляет из себя Вадик Шлепковский.

Я пожал плечами – Вадик работал у нас всего месяца три, занимался web-интерфейсами. Сейчас как раз был в командировке. Какой он человек, никто из сотрудников с точностью сказать не мог – Вадик был малообщительным, и старался избегать всяких коллективных мероприятий. Лично мне он не очень нравился – взгляд у него был какой-то скользкий, да и общий вид не очень опрятный. Примерно такое же ощущение у меня бы вызывал червячок, если бы его, подобно Шарикову, удалось бы очеловечить. К Шлепковскому и погоняло прикрепилось не очень лестное – Шлямбур. Видимо, из-за худобы, высокого роста и кажущейся внутренней пустоты.

– Да вроде, справляется, – ответил я. – А там бог его знает. Он практически ни с кем не общается. Даже на обед не ходит – постоянно в офисе торчит, работает. Может, с собой бутерброды таскает, может, на гастрит копит, – я вымученно улыбнулся. Все, что касалось желудочно-кишечного тракта, до сих пор поднимало во мне тошноту.

Она кивнула, вернувшись к своим делам, а я отправился обратно в отдел. Мишка пил очередную чашку кофе, придерживая левой рукой голову, тоже явно потяжелевшую после вчерашнего вечера.

Я сделал слабенький кофе себе, и подъехал к нему на своем кресле. Начал нетривиально:

– А скажите, батенька, вы розовой перламутровой помадой не пользуетесь? – мимика моя была на больничном, поэтому я улыбнулся одними уголками губ. Глаза сохраняли страдальческое выражение.

Мишка поперхнулся кофе, и посмотрел на меня, будто на заезжего сумасшедшего коммивояжера:

– А чего, есть хорошая и недорого?

– Ты, сволочь, вчера сидел слева от меня, а я на левой стороне воротника рубашки сегодня утром обнаружил отчетливый, как отказ королевы, отпечаток розовых губок, – я осторожно покачал головой, и с сомнением добавил:

– Да нет, те губки явно попухлее твоих будут, – непомерным усилием вытянул собственные губы, целуя воздух, и как бы сравнивая размерчик. Любое движение лицевых мускулов вызывало неприятное ощущение, что я – почетный обладатель недорогой китайской физиономии из жесткого зеленоватого пластика, взятой на денек в пункте проката. Причем, размерчик был явно не мой.

Он махнул рукой, с облегчением вспоминая:

– Да это мы пошутили. Знали же, что Ирки нет дома, и ты следы успеешь убрать. Но ты вчера был такой пьяный, что устоять не смогли. Жора подговорил эту красотку за соседним столиком, помнишь, Настю? Она поцеловала салфетку, а приложить ее к твоему воротнику было уже делом техники. Да не обижайся, вспоминай, как сам пошутил 8 марта?

Я не знал, что девушку звали Настя – это они уже после моего ухода перезнакомились. А вот свою шутку накануне женского дня помнил хорошо…

Органическая неприязнь к Хомкиной супружнице, да и к нему самому, меня сподвигла. Праздновали женский день на работе, 7 марта. Все закончили свои дела пораньше, и собрались в холле на торжественную часть, которая обычно много времени не отнимала. После поздравлений и подарков любимым женщинам от лица мужской половины организации, должно было наступить безудержное веселье. Которого все и ждали с нетерпением – ибо что может быть интересного в стандартном подарке. Шампунь какой-нибудь, гель для душа, открытка с поздравлением, да бутылка шампанского. Ну, что-то в этом роде.

Праздник не был сугубо корпоративным – приглашались все супруги и супружницы работников фирмы. Так как коллектив, в основном, был довольно молодой, количество обремененных узами брака было небольшим, да еще и не все пришли. Но жена Хомки присутствовала – знойная женщина, мечта заикающегося поэта-декламатора. Крупная блондинка с выдающейся челюстью и неприятными духами, отчего-то напоминавшими мне испортившийся лимон, щедро политый «Тройным» одеколоном.

Давно не пользуюсь пословицей «снаряд дважды в одну воронку не попадает», и семейная пара Брутовых полностью подтверждала это мое мнение, ибо ей досталось по полной от обеих составляющих. Деструктивная энергетика вороватого и меркантильного до мелочности Хомки бледнела перед мощью этой гром-бабы, одна лишь манера общаться которой могла бы разрушить не одну семью. Короче говоря, Матильда Степановна Брутова была грубым, некультурным человеком с гипертрофированно высоким самомнением, абсолютно беспочвенным.

Недалекая любительница грязных сплетен – это, если не касаться ее оплывшей до состояния качественной рульки физиономии, было бы самым точным из самых коротких резюме. Однажды она пустила сплетню об Ирине – якобы та, на самом деле, никакая не сотрудница, а просто штатная шлюха – иначе за что можно получать деньги, если появляться на работе 1-2 раза в неделю? Видимо, не то что о фрилансе, а и о простом совместительстве Матильда не имела никакого понятия.

На Хомку я имел зуб давно, и не только из-за собственного разбитого кресла, вот и досталось обоим – ну и поделом, нечего других людей за глаза грязью поливать. Если уж быть до конца точным, коснулось это и еще одной женщины. И сильно коснулось – она потом дней десять в темных очках ходила, чтобы фингал видно не было. Человеком этим была сварливая уборщица Нона, внешне – родная сестра Матильды. Внутренне – диагноз тот же.

Именно она была разносчиком бредовой информации, которой всегда было в достатке у Брутовой – начиная от самых грязных интимных подробностей из жизни порядочных и уважаемых людей, и заканчивая идиотизмом по поводу того, что из продажи вот-вот исчезнут спички. Или последней «сенсации» о том, что Алина Сергеевна – сумасшедшая, которая мечтает построить себе памятник при жизни, причем выше и значительней пирамиды Хеопса!!!

А шутка, собственно, заключалась вот в чем. По моей просьбе Кешка (к слову, считавший что в празднике 8 марта очень символична сама цифра 8 – знак эрегированной бесконечности) проник в неопрятный кабинет Хомки, где хранились подарки для женщин, расфасованные в одинаковые пакеты. Минут пятнадцать у него ушло на то, чтобы найти нужный – в каждом уже находился собственно подарок, и поздравительная открытка, где был напечатан текст с одинаковым для всех праздничным стишком и разными именами адресатов.

Поскольку второй Матильды у нас не было, ошибка полностью исключалась. Кешка изъял открытку, вложив подготовленную мной. Вечерок в фотошопе позволил изобразить на лицевой стороне обнаженную Нону в объятиях обнаженного же Хомки с плотоядной улыбкой.

Не скрою, идентичных обнаженных фигур, соответствующих их параметрам, в интернете не оказалось (есть все-таки бог на свете, и оберегает нас от истинных кошмаров!), поэтому сгодились туловища в примерном приближении.

Стишок тоже несколько отличался от стандартного, и когда Матильда, фальшиво улыбаясь и одновременно кривясь по поводу ничтожности подарка, читала индивидуальное пожелание, лицо ее неуверенно меняло очертания, выбрав под конец изображение покрасневшей Медузы Горгоны. «Поздравление» начиналось позитивно: