Книга Мальчик, которого растили, как собаку. И другие истории из блокнота детского психиатра - Майя Салавиц

Четыре области нашего мозга организованы в иерархическом порядке: от нижней части дна — до верха, из внутренней части к поверхности. Чтобы представить себе это наглядно, возьмите несколько долларовых банкнот, скажем, пять, сложите их и зажмите в кулак так, чтобы большой палец был направлен в сторону. Теперь поверните кулак так, чтобы большой палец был направлен вниз. Ваш большой палец представляет ствол мозга, кончик вашего большого пальца находится там, где спинной мозг сливается со стволом мозга; свернутые доллары в вашем кулаке будут представлять лимбическую систему, а ваши пальцы и рука, держащие банкноты, представляют кору головного мозга. Когда вы смотрите на человеческий мозг, вы видите, что лимбическая система полностью находится внутри, она «не видна» с внешней стороны, так же как долларовые банкноты. Теперь ваш мизинец, который ориентирован так, что как бы является верхней и передней частью, представляет лобную кору головного мозга.

Будучи связанными между собой, все перечисленные структуры контролируют каждая свой отдельный набор функций. Например, ствол головного мозга регулирует такие основные жизненные функции, как температура тела, сердечный ритм, дыхание и артериальное давление. Средний мозг и лимбическая система управляют эмоциональными реакциями, которые определяют поведение, такие как страх, ненависть, любовь или радость. Кора головного мозга регулирует самые сложные и такие наиболее человеческие функции, как речь и язык, абстрактное мышление, способность к планированию и обдумыванию решений. Все они действуют слаженно, как симфонический оркестр, и в то время, как у каждого есть свои обязанности, ни одна система целиком не ответственна за «музыку», которую вы слышите.

Симптомы, наблюдаемые у Тины, позволяли предположить аномалии почти во всех отделах ее мозга. У нее были проблемы со сном и вниманием (ствол головного мозга), с контролем двигательной активности и координацией движений (средний мозг и кора головного мозга), определенная задержка развития и недостаточно развитые навыки в социальной сфере и в сфере отношений (лимбическая система и кора головного мозга), а также проблемы с речью (кора головного мозга).

Это широкое распространение проблем было важным ключом. Мои исследования — и сотни других исследований — показывают, что все проблемы Тины могут относиться к одному комплексу систем, а именно к тем системам, которые помогают людям справляться со стрессом и с угрозой, как раз их я изучал, работая в лаборатории.

Эти системы были у меня на подозрении по двум главным причинам. Первая причина состояла в том, что бесчисленные исследования на людях и животных показали роль этих систем в регуляции сна, внимания, аппетита, настроения, а также возбуждения — в основном, в тех областях, где у Тины были самые большие проблемы. Вторая причина заключалась в том, что эти системы берут начало в нижних отделах мозга и связаны со всеми другими мозговыми структурами. Подобная архитектура как бы учитывает уникальную роль этих систем. Они способны интегрировать и оркестровать всю информацию от всех наших органов чувств и по всему мозгу. Эта способность необходима для того, чтобы эффективно реагировать на опасность: если, например, хищник залег в засаду, его потенциальная жертва должна как можно быстрее отреагировать на внезапно появившиеся новые сигналы, такие как запах хищника, или подозрительный звук, или случайную возможность его увидеть.

Кроме того, системы, отвечающие за реакцию на стресс, находятся среди немногих нервных систем, которые в случае плохой регуляции или патологии могут вызывать дисфункцию во всех четырех основных областях мозга — подобно тому, что я наблюдал у Тины.

Предметом исследования нейробиологии, которой я занимался в течение ряда лет, были эти системы и их работа. В мозгу нейроны передают сведения от одной клетки к другой, используя химические вещества, называемые нейротрансмиттерами, которые передаются через специализированные связи между нейронами — синапсы. Эти химические передатчики подходят только для определенного вида рецепторов на следующем нейроне, подобно тому, как только единственно «правильный» ключ соответствует замку на вашей входной двери.

Синаптические связи, поразительно сложные и в то же время элегантно простые, создают цепочки, передающие сигналы от нейрона к нейрону, что и является основой всех многочисленных функций мозга, включая мысль, чувство, движение и ощущение. И так же, по причине того, что передающим звеном в синапсах являются химические вещества, мозг подвержен воздействию наркотических веществ: подобно тому как дубликаты ключей подходят к замкам, двери нашего мозга, которые должны открываться с помощью того или иного нейротрансмиттера, открываются и закрываются, будучи одурачены похожим по строению наркотиком.

Я проводил исследования для получения докторской степени в области нейрофармакологии в лаборатории д-ра Дэвида У’Причарда (Dr. David U’Prichard), который некоторое время работал с д-ром Соломоном Снайдером, известным исследователем в области неврологии и психиатрии. (Группа сотрудников д-ра Снайдера была, кроме всего прочего, знаменита тем, что именно они открыли рецептор, на который воздействуют наркотики, подобные героину и морфину.) Когда я работал с д-ром У’Причардом, я изучал норпинефриновую (также известную как норадреналиновая) и эпинефриновую (также известную как адреналиновая) системы. Это основные нейроэндокринные системы, обусловливающие реакцию организма на стресс. Классическая реакция «бей или беги» начинается в центральной группе норпинефриновых нейронов — голубом пятне (locus ceruleus), названном так из-за его цвета. Эти нейроны посылают сигналы ко всем важным структурам мозга и помогают мозгу отвечать на стрессовые ситуации.

В одном из моих исследований, проводимых совместно с д-ром У’Причардом, мы использовали две линии лабораторных крыс, которые были животными одного вида, но имели некоторые небольшие генетические различия. В обычных ситуациях те и другие выглядели и действовали одинаково, но даже самый незначительный стресс мог выводить крыс первой группы из строя. Когда все вокруг было спокойно, эти крысы научались находить выход из лабиринтов, но при малейшем стрессе они все забывали. Вторая группа крыс не была так чувствительна к стрессу. Однако, когда мы изучали мозг крыс второй группы, мы обнаружили, что если на ранних этапах развития имела место гиперактивность их адреналиновой и норадреналиновой систем, то она запускала целый каскад отклонений в количестве рецепторов, чувствительности к стимулам и функционировании многих структур мозга, и, в конечном счете, лишала их на всю жизнь способности справляться со стрессом.

У меня не было сведений о том, что Тина генетически «сверхчувствительна» к стрессу. Однако я знал, что угрозы и сексуальное насилие, пережитые ею в раннем детстве, без сомнения, привели к многократной и интенсивной активации систем, формирующих ответ на угрозы окружающей среды (стрессовые системы). Я вспомнил одно исследование д-ра Левина, где было доказано, что всего несколько минут стресса в начале жизни могут навсегда изменить реакцию крысы на стресс. Издевательства над Тиной продолжались намного дольше — она подвергалась насилию, по крайней мере, раз в неделю в течение двух лет — и это еще усугублялось постоянным стрессом от того, что ее семья то и дело балансировала на краю финансовой пропасти. Мне пришло в голову, что и наследственность, и окружающая обстановка могут послужить причиной сходных симптомов дисфункции и что воздействие стрессовой обстановки на человека, генетически уже чувствительного к стрессу, было бы, вероятно, более мощным.