Книга Влюбленная Пион - Лиза Си

Папа продолжал хранить верность династии Мин. Но он должен был подчиняться общепринятым правилам. Ему не нужно было работать в правительстве, но он был вынужден брить лоб и носить косу в знак покорности императору династии Цин. Он объяснял свое решение таким образом: «Мужчины не похожи на женщин. Нам приходится действовать там, где нас видят люди. Под страхом казни мы должны делать то, что приказывают маньчжуры. Что будет с нашей семьей, домом, крестья­нами и слугами, если меня лишат жизни? Мы и так пе­ренесли немало страданий».

Я вошла в библиотеку. У двери стояла служанка, ждавшая папиных приказаний. Справа и слева на сте­нах висели мраморные плиты с изображением пейза­жей — окутанных дымкой гор на фоне мрачного неба. Комната, даже когда в ней были открыты окна, напо­минала о четырех сокровищах ученого: бумага, тушь, кисти и воплощавший стихию земли камень для расти­рания туши. Эту библиотеку собирали девять поколе­ний ученых, и печатные книги были повсюду - на сто­ле, на полу, на полках. Мой отец собрал сотни работ, написанных женщинами во времена династии Мин, и более тысячи, созданных после Переворота. Отец гово­рил, что в наше время таланты следует искать повсюду, даже в самых неожиданных местах.

В это утро отца не было за письменным столом. Он отдыхал на деревянной кровати с лежанкой из ротанга, наблюдая за тем, как с озера поднимается туман. Под кроватью я увидела два одинаковых подноса с большими кусками льда. Отец не любил жару и приказывал слугам выкапывать лед из-под земли, где его хра­нили, и класть его под кушетку, чтобы охладить ее. На стене висело двустишие. В нем было сказано: «Не беги за славой. Будь скромен, и люди будут считать тебя осо­бенным».

— Пион, — произнес отец и махнул мне рукой, — по­дойди ко мне и сядь.

Я прошла по комнате, причем так близко к окнам, что смогла окинуть взглядом озеро, остров Уединения и окрестности. Мне нельзя было выглядывать за стены усадьбы, но сегодня папа молча разрешил мне попробовать это лакомство. Я присела на один из двух стульев с примой спинкой, стоящих у его письменного стола. Обычно на них садились посетители, приходившие просить отца о какой-нибудь милости.

— Ты сбежала от учительницы? — спросил он.

Уже несколько лет моя семья нанимала для меня са­мых лучших учителей. Разумеется, все они были женщинами. Но с тех пор, как мне исполнилось четыре года, отец часто сажал меня к себе на колени и учил меня читать, думать и оценивать прочитанное. Он говорил мне, что жизнь подражает искусству. По словам моего отца, благодаря чтению мне откроется мир, который чрезвы­чайно превосходит мир женских покоев. Он поощрял меня брать в руку кисть и писать, потому что это занятие заставляет работать ум и воображение. Для меня он был лучшим учителем.

— Сегодня у меня нет уроков, — робко напомнила я.

Неужели он забыл, что завтра мой день рождения?

Обычно дни рождения не праздновались до тех пор, пока человеку не исполнится пятьдесят лет, но разве отец пригласил актеров оперы не потому, что любил меня и хотел показать, как я ему дорога?

— Конечно, конечно, — отец ласково улыбнулся. За­тем его лицо стало серьезным. — Что, в женских покоях стало слишком шумно?

Я покачала головой.

— Значит, ты пришла сюда, чтобы сообщить, что победила в одном из состязаний, придуманных твоей матерью?

— Ох, папа... — сокрушенно вздохнула я. Он знал, что рукоделие мне плохо удавалось.

— Ты уже такая большая, что я даже не могу подраз­нить тебя немного, — он хлопнул себя по ноге и засме­ялся. — Завтра тебе исполняется шестнадцать. Ты не забыла, что это особенный день?

— Ты подарил мне самый лучший подарок, — улыб­нулась я ему.

Отец удивленно вскинул голову. Он дразнил меня, и я хотела подыграть ему.

— Полагаю, ты устроил представление, чтобы пора­довать кого-то другого? — спросила я.

Папа долгие годы поощрял мою дерзость, но сегод­ня он не сумел подыскать остроумного ответа. Вместо этого он сказал:

— Да, да, да, — как будто, произнося эти слова, он обдумывал свой ответ. — Разумеется. Так оно и есть.

Он сел и свесил ноги с края кушетки. Встав на пол, он поправил полы одежды. На нем был стилизованный костюм маньчжурского всадника: брюки и приталенная тупика с застежкой у горла.

— У меня есть для тебя еще один подарок. Думаю, он понравится тебе еще больше.

Он подошел к комоду из камфорного дерева и вынул и вынул из него какой-то предмет, завернутый в пурпурный шелк с узором из ивовых веток. Я сразу поняла, что это книга, еще до того, как он передал его мне. Я надеялась, что это копия «Пионовой беседки», изданная самим великим поэтом Тан Сяньцзу. Я медленно развязала узел и развернула шелк. У меня еще не было этой книги, но я мечтала не о ней. Тем не менее я прижала ее к груди и выразила отцу свое удовольствие. Если бы не мой отец, у меня бы не было возможности предаваться своему ув­лечению, несмотря на всю мою находчивость.

— Папа, ты так добр ко мне! — Мои слова были прав­дой.

— Открой ее, — велел он.

Я очень любила книги. Мне нравилось ощущать их тяжесть, когда я держала их в своих ладонях. Меня восхищал запах туши и шероховатость рисовой бумаги.

— Никогда не загибай страницы, чтобы отметить то место, где читала, — напомнил мне отец. — Не оставляй пометок ногтями под буквами. Не облизывай пальцы, чтоб перевернуть страницу. И никогда не клади на книгу голову — она не подушка.

Сколько раз он говорил мне об этом?

— Не буду, папа, — пообещала я.

Я не могла оторвать глаз от первых строк. Вчера вече­ром я слушала, как актер, игравший рассказчика, гово­рил о том, что Линян и Мэнмэю пришлось пройти три инкарнации, прежде чем воссоединиться в Пионовой беседке. Я взяла том, показала папе этот отрывок и спросила:

— Папа, а откуда взялась эта история? Тан Сяньцзу сам придумал ее или взял из какого-нибудь стихотворе­ния или рассказа?

Отец улыбнулся. Он всегда был доволен, когда я проявляла любознательность.

— Посмотри на третьей полке у стены. Ты найдешь ответ в самом старом томе.

Я положила книгу на кушетку и последовала совету моего отца. Взяв книгу, я стала искать тот отрывок, где впервые говорилось о трех реинкарнациях. Кажется, это произошло во времена династии Тан. Девушка влюби­лась в монаха, но им пришлось прожить целых три жиз­ни, пока, наконец, обстоятельства не сложились таким образом, что они смогли обрести идеальную любовь Я задумалась. Неужели любовь так сильна, что способ­на пережить смерть не один, а целых три раза?

Я опять взяла в руки «Пионовую беседку» и стала мед­ленно переворачивать страницы. Я хотела прочитать описание внешности Мэнмэя, чтобы вновь пережить вчерашнюю встречу с незнакомцем. Наконец я дошла до появления главного героя: «Я получил в наследство запах классических сочинений. Мне пришлось просверлить в стене дырку, чтобы видеть свет, и связать волосы в пу­чок, потому что я боялся уснуть. Я узнавал в этих буквах величие мира...»