Книга Дневник незначительного лица - Георг Гроссмит

— Его Королевское Высочество Лорд-мэр!

Дважды он как дурак проходит так по комнате и, заметив, что мы не обращаем на него внимания, спрашивает:

— Что стряслось? Милые бранятся, э?

В первую минуту ответом ему было гробовое молчание, потом я сказал сдержанно:

— Мой милый Тамм, я не совсем здоров и не очень расположен к шуткам; особенно когда вы входите без стука, в чем я не усматриваю особенного остроумия.

Тамм сказал:

— Тысяча извинений, но я зашел за своей тростью, я-то надеялся, вы мне ее пришлете.

Мистер Фармерсон курит в кэбе всю дорогу

Я вручил ему его трость, которую, помнится, выкрасил эмалевой краской, надеясь усовершенствовать. Минуту он ее разглядывал с ошеломленным видом, потом сказал:

— Кто это сделал?

Я отвечал:

— А? Что — это?

Он сказал:

— Что — это? Да испоганил мою трость! Это трость моего бедного покойного дядюшки, и мне она дороже всего на свете!

Я сказал:

— Очень прошу меня простить. Впрочем, я думаю, краска сойдет. И я хотел как лучше.

Тамм заявил:

— Могу только сказать, что это возмутительная наглость; и мог бы добавить, что вы еще больший идиот чем кажетесь, да только это абсолютно невозможно.

12 МАЯ.

Получил единственный экземпляр «Велосипедного вестника». Там помещен короткий список из нескольких фамилий, какие они опустили; но эти невежды нас обозначили как «мистера и миссис Пукер». Вот досада! Снова им написал, притом с особенным тщанием вывел нашу фамилию печатными буквами, чтоб на сей раз невозможно было ошибиться.

16 МАЯ.

Открыв сегодняшний номер «Велосипедного вестника», с омерзением прочел следующий абзац: «Мы получили два письма от мистера Чарлза Пупкера с супругой, с просьбой осветить тот важный факт, что они были на балу у Лорда-мэра». Я изодрал эту газету в клочья и швырнул их в мусорную корзину. Слишком ценно мое время, чтоб волноваться из-за подобных пустяков.

21 МАЯ.

Последнюю неделю или десять дней было очень скучно, так как Кэрри уехала в Саттон к миссис Джеймс. Туттерс тоже уехал. Тамм, я полагаю, все еще обижен на меня за то, что я без спроса выкрасил ему трость эмалевой краской.

22 МАЯ.

Купил новую трость с серебряным набалдашником, которая мне обошлась в семь шиллингов шесть пенсов (Кэрри скажу, что пять шиллингов), и послал с любезной запиской Тамму.

23 МАЯ.

Получил странное письмо от Тамма; он пишет: «Обиделся? Нисколько, старина. Я думал, это вы обиделись за то, что я наговорил в сердцах. Кстати, оказывается, вы покрасили вовсе не дядюшкину трость, столь дорогую моему сердцу. Это всего лишь грошовая поделка, которую купил я в табачной лавке. Тем не менее, я весьма вам признателен за ваш милый подарок».

24 МАЯ.

Кэрри приехала! Ура! Выглядит она изумительно, только на солнце облупился нос.

25 МАЯ.

Кэрри достала из шкафа несколько моих рубашек и посоветовала отнести их Триллипу, что за углом. Она сказала:

— Спереди и на манжетах они совсем сносились.

Ни на секунду не задумываясь, я ей ответил:

— На мой взгляд, они несносно сносились.

Господи! Как мы хохотали! Я думал, мы никогда не перестанем. В автобусе, по дороге в город, я случайно сидел рядом с шофером, и я пересказал ему свой каламбур насчет «несносных» рубашек. Так он чуть со стула не свалился. На службе тоже посмеялись.

26 МАЯ.

Оставил у Триллипа рубашки для починки, сказав при этом:

— Они несносно сносились.

Но он ответил, даже не улыбнувшись:

— Обычное дело, сэр.

У некоторых людей совершенно отсутствует чувство юмора.

1 ИЮНЯ.

Неделя прошла, как бывало раньше, Кэрри опять дома, Тамм и Туттерс наведывались чуть ли не каждый вечер. Дважды мы допоздна засиживались в саду. Сегодня веселились как дети, играли в халву-молву. Хорошая игра.

Мистер Франчинг из Пекэма

2 ИЮНЯ.

Сегодня опять играли в халву-молву. С меньшим успехом, чем вчера; Тамму несколько раз изменяло чувство меры и такта.

4 ИЮНЯ.

Вечером мы с Кэрри отправились к мистеру и миссис Туттерс, — провести с ними тихий вечерок. Тамм тоже был, и мистер Стиллбрук. Было тихо, но приятно. Миссис Туттерс спела пять-шесть романсов, притом «Нет, сэр, нет» и «Зачарованный сад» — из них были лучшие, по моему скромному суждению; но больше всего мне понравился дуэт, который они исполнили вместе с Кэрри — прямо-таки классический дуэт. Название, кажется — «Вечерний стон», так, по-моему. Прелесть! Жаль, Кэрри была слегка не в голосе, не то, я думаю, они любую оперную певицу заткнули бы за пояс. После ужина мы их упросили спеть это снова. Я отношусь неважно к мистеру Стиллбруку после той воскресной экскурсии в «Сивую Кобылу», но, не стану спорить, комические куплеты ему удаются. Над его песенкой «Зачем нам старичье» мы хохотали до упаду, особенно над строчками про мистера Гладстона; правда, одну строку, на мой взгляд, следовало бы опустить, в таком смысле я и высказался, но по мненью Тамма, в ней-то и была вся соль.

6 ИЮНЯ.

Триллип принес мои рубашки и, к глубокому моему возмущению, заломил за починку цену больше, чем я за них платил за новые. На это ему было указано, но он нагло возразил:

— Они сейчас и лучше, чем новые были.

Я ему заплатил, но сказал, что это сущий грабеж. Он ответил:

— Если вам надо, чтоб я вам коленкор на рубашки ставил, какой на переплеты идет, так бы и говорили.

7 ИЮНЯ.

Ужасная неприятность. Встретил мистера Франчинга, который живет в Пекэме, — он настоящий туз — и осмелился его пригласить к нам, угоститься чем Бог послал. Я не предполагал, что он примет такое скромное приглашение; но он в самой дружеской манере ответил, что с большим удовольствием «поклюет» с нами, чем в гордом одиночестве. Я сказал:

— Мы пропустили автобус, придется ждать. Экая досада.

Он сказал:

— Это ли досада? Я вот косую на скачках просадил. Зачем автобус ждать. Сюда влезайте.