Книга Евразийский реванш России - Александр Дугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Параллельно этому «евразийство» (или, в некоторых редакциях, «неоевразийство») выступает как мировоззренческий, идеологический коррелят стратегического фактора, претендует на роль «философии многополярности».
Именно в таком контексте следует рассматривать ратификацию Госдумой третьего созыва договора по СНВ-2 в 2000 г., одновременные инициативы США по выходу из договора по ПРО и ответные действия российского руководства и некоторых европейских стран.
Договор по СНВ-2 является концептуальным документом, который подтверждает, что формальное и относительно симметричное противостояние двух вчерашних сверхдержав заканчивается. Россия не способна поддерживать ядерный паритет на уровне стандартов холодной войны и отказывается от продолжения такой симметричной линии. При этом ратификация договора по СНВ-2 сопровождалась внешней демагогической риторикой «о мире и дружбе».
Стратегический диктат США ослабшему вчерашнему противнику, продолжающему представлять собой потенциальную угрозу и в новом асимметричном качестве, выразился, в частности, в одностороннем выходе США из договора по ПРО. Не считаясь с позицией Россией формально, Президента РФ не попросили согласиться на это, его просто информировали по факту. США вышли из Договора по ПРО в одностороннем порядке, так как второй субъект этого договора утратил стратегические позиции, которые наличествовали в то время, когда договор был заключен.
Теперь самое главное: против кого направлена система противоракетной обороны, которую в XXI веке намерены создавать США в ситуации, когда формального противника в лице социалистического лагеря нет? Против Евразии, против асимметричного вызова, против многополярной модели, против тех, кто мог бы захотеть оспорить однополярную реальность. Иными словами, создание ПРО направлено против России и остальных возможных соучастников потенциального многополярного ансамбля.
Европейские державы, которые не оставляют попыток мирно и тихо выползти из-под стратегической диктатуры США, на основании формальных факторов недоумевают, зачем ПРО нужно США? И видят, справедливо, в этом угрозу собственно европейским интересам. Отныне, если Европа только решит сделать шаг в сторону Евразии, она сама попадает под угрозу со стороны заокеанского партнера.
В чем же состояли ответные инициативы Президента Путина? Первая: предложение американцам создавать совместную ПРО. Это можно считать светской остротой. Создание ПРО направлено, в сознании американских стратегов, против Евразии и возможной многополярности, а тут сама Евразия, потенциальное ядро этой многополярности, заявляет, что не против присоединиться к этому проекту против «общего врага». Такого «общего врага» не существует в природе, понятие «международного терроризма» — эвфемизм, служащий для того, чтобы дипломатично не называть своими именами наиболее острые эпизоды столкновений важнейших геополитических сил. ПРО делается против реальных ядерных сил. Они есть у России, немного у Европы. У Северной Кореи, Индии и Китая несущественный мизер. Поэтому общая с американцами ПРО — из разряда черного армейского юмора. Несколько лет назад в «Красной Звезде» была напечатана моя статья с тезисом «войти в НАТО, чтобы разрушить НАТО». Предложение Путина из того же разряда.
Предложение о совместной системе ПРО с Европой совершенно иного сорта. Это авангардный стратегический проект революционно-евразийского содержания. Он настолько серьезен и важен, что подробнее его импликации лучше не развивать. Это как раз пример организации нового асимметричного вызова.
Едва ли пока это получит серьезную поддержку в Европе, но сам факт такой инициативы — «крепость Европа», неоголлизм — обязательно значительно аффектирует стратегическое сознание ответственных европейских кругов. Разработчику этой концепции для Президента РФ в Евразии надо будет в свое время поставить памятник.
Вышеприведенный пример стратегической линии Москвы в отношении Европы подводит к важному обобщению: авангардные геополитические ходы становятся важнейшим фактором для создания серьезной стратегической альтернативы. Россия сегодня находится в уникальном положении: фактическая деполитизация власти открывает необозримые возможности для самой рискованной и дерзкой геополитической игры. Ирак, Китай, Германия, Япония, Франция, Италия, Индия, Туркмения, Белоруссия, Югославия, Израиль — любые геополитические партнеры сегодня возможны в том или ином конкретном случае. Геополитика асимметрии, неожиданное выстраивание самых причудливых комбинаций для выхода на реальные горизонты многополярности сегодня не сдерживается в случае Кремля никакими идеологическими, конфессиональными, политическими или социальными критериями.
Энергичный президент с навыками спецслужб и огромной поддержкой как народа, так и всего политического класса оказывается в исторически беспрецедентном положении для глобальной планетарной игры в асимметрию.
Простое выстраивание той или иной геополитической конфигурации уже может стать неотразимым вызовом однополярности. Недостающие компоненты для формального симметричного паритета могут быть извлечены из сложной и многоплановой геополитической комбинаторики.
Но это не единственный стратегический компонент асимметрии. В арсенале потенциальной многополярности есть и еще определенные средства. Во-первых, это сохранение в России достаточного количества ядерного потенциала, способного в крайнем случае остановить любые попытки США силой навязать свою волю России или нашим основным стратегическим партнерам по многополярности, а такими потенциально являются не только Китай, Индия и Иран, но и сама Европа и Тихоокеанский регион, в частности Япония. Стратегический потенциал России — это на некоторое время силовая ось многополярности, а значит, важнейший фактор безопасности для народов и стран всего мира. Относительная, асимметричная, урезанная, но гарантия соблюдения хотя бы минимального паритета.
Неслучайно США так озабочены уничтожением остатков нашего ракетно-ядерного потенциала. Активная асимметрия предполагает, что мы сохраним его как можно дольше.
И наконец, не следует забывать о новейших российских военных разработках. Современная структура мира в постиндустриальном информационном пространстве становится весьма уязвимой. Поэтому разработка новых видов вооружений — при правильной конфигурации инновационного процесса — может переместиться в самом ближайшем будущем от массивных, требующих гигантских экономических и индустриальных ресурсов технологий к точечным высокотехнологическим модулям, чья разработка требует не столько капитальных вложений, сколько творческой гибкости и авангардного подхода.
И эта сторона стратегической асимметрии должна развиваться у нас приоритетно. Более подробного освещения этой темы я предпочитаю избегать по вполне понятным соображениям. Строители однополярного мира очень опасаются именно такого поворота дел, именно такого «нового вызова» со стороны Евразии.
И совершенно правильно опасаются.
Важнейшим компонентом многополярности на мировоззренческом уровне является поиск доктрины асимметрии. Речь идет о своего рода «философии многополярности». Как и в случае со стратегическими аспектами, ядром такой философии может выступать только Россия. Однако очевидно, что ни возврат к советской социалистической идеологии, ни тем более узко национальная модель России как регионального, национального государства не могут соответствовать поставленной задаче, так как ни то, ни другое не обладает должным уровнем универсальности, требующейся на новом этапе.
