Книга Верни мне любовь. Журналистка - Мария Ветрова

Вместо ответа Калинин шмякнулся на попавшуюся по дороге скамью и то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

— Но когда? — Я никак не могла успокоиться, и веря, и не веря ему. Никакая сила в мире не могла заставить меня вот так, сразу представить Людмилу и нелепого, толстого Калинина в виде супружеской пары…

— В том-то и дело, — пробормотал Кирилл. — Пятнадцать лет назад. Почти пятнадцать…

— Стоп! — Я невольно вцепилась ему в руку. — Но ведь твоему старшему тоже почти пятнадцать?..

— Четырнадцать… — прошептал Кирилл и устремил на меня взгляд, полный боли и муки. — Сашке два месяца назад исполнилось четырнадцать, понимаешь? И он думает, что Катюша… Словом, он ничего не знает и думает, что Катя ему такая же родная мама, как Верочке, и…

Мое сердце забилось в два раза быстрее, а сознание отказывалось вмещать тот единственный вывод, который напрашивался… Никогда в жизни ни словом, ни намеком Милка, бессчетное количество раз повторявшая при разных обстоятельствах, что ей нечего скрывать, поскольку вся ее жизнь — открытая книга, не упоминала ни о каком своем замужестве, тем более о том, что у нее есть сын… Сын, которым она на протяжении многих лет шантажирует бывшего мужа.

Мое раздражение на Кирилла, на его «трусость», закомплексованность и даже на его ужасную способность потеть при малейшем волнении улетучилось в тот вечер моментально и навсегда, с первых слов, которыми он начал без всяких своих обычных «эканий» и «меканий» излагать эту историю. И по сей день сердце мое обмирает при мысли о том, что именно пришлось пережить Кириллу за прошедшие годы по милости моей лучшей подружки.

Никакой коренной москвичкой, как уверяла меня когда-то Людмила, она на самом деле не была. И возможно, одна из причин нашего, как я считала, взаимопонимания гнездилась пусть в отдаленной, но схожести биографий. Разница заключалась в том, что в столицу Милка заявилась не в двадцать с хвостиком, как я, а в трепетные шестнадцать. И в отличие вновь от меня же, не просто зная, чего именно хочет от жизни вообще и от Москвы в частности, но и заранее обдумав методы достижения своей цели… Методы, точнее, тот метод, на котором она остановилась, должен был сработать безотказно. И он сработал.

— Понимаешь, — вздохнул Кирилл, — я в свои тогдашние двадцать девять жил вдвоем с мамой, а баб… то есть женщин, боялся как огня. Ну была у меня пара романов, жутко неудачных, а так — работа в основном. В конторе, можно сказать, дневал и ночевал. «Свежеголовил» чаще положенного по собственной инициативе… Представляешь?.. И даже не сразу обратил внимание на появление Милки. Сама знаешь, у нас постоянно какие-то девицы в коридорах крутятся, покрутятся — и исчезнут, я и думал — очередная практикантка с журфака… Она выглядела на все двадцать, кто мог подумать, что малолетка?.. До сих пор не знаю, как она тогда в контору проникала — почти каждый день…

В отличие от Кирилла, последнее меня не удивило: по части проникновения в неположенные места Милка была прирожденным талантом. А судя по дальнейшим событиям, соблазнительницей она была тоже прирожденной, главное — «объект» в виде наивного толстяка Калинина избрала безошибочно. Кажется, я уже упоминала, что Людмила вообще редко ошибалась в людях. Во всяком случае, на моей памяти это произошло один-единственный раз.

Роковой вечер их с Кириллом романа пришелся как раз на его очередное «свежеголовство». Номер, как водится и как, видимо, водилось, несмотря на штрафы и в те далекие времена, был задержан. Калинин запомнил, что самая трудная по совковым временам первая полоса переверстывалась тогда дважды, правда не по вине дежурной бригады. Последнее важное в идеологическом отношении сообщение на нее пришло по телетайпу почти в полночь. И как раз перед этим он, к своему удивлению, обнаружил, что девочка Милочка почему-то все еще находится в редакции, да еще непосредственно в его родном отделе писем, где Калинин трудился тогда хоть и штатным, но еще рядовым корреспондентом.

— Я в отдел, — с горечью вспоминал он, — заскочил из «дежурки» за какой-то мелочью, гляжу — а она сидит там, вся зареванная… Я к тому моменту к ней уже относился… словом, хорошо я к ней тогда относился. Всполошился, конечно… Выяснять что да как бросился. Оказывается, ее в тот день хозяйка с квартиры выгнала — за неуплату… Сбрехала, конечно, а я, дурак…

Дураком он и в самом деле оказался знатным. Вместо того чтобы пристроить «несчастную» на одном из многочисленных диванов, имеющихся в те времена не только в приемной, но и в том же отделе писем, в половине третьего утра, когда номер наконец-то был подписан «в свет», Калинин отвез Милку к себе домой… То есть к ним с мамой, повергнув тем самым эту интеллигентную старушку, воспитанную в старых правилах, в настоящий шок. Правда, как раз в силу своей интеллигентности, мамуля все проглотила молча, постелив Людмиле в самой дальней от Кирилла комнате, благо квартира у них была огромная, можно сказать, барская: пятикомнатная и в центре…

Стоит ли говорить, что вся эта ситуация была «авторской», развивалась она по Милкиному сценарию и насчет шикарной квартиры она наверняка все выяснила заранее? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться: в эту же ночь Людмила, дождавшись, когда старушка уснет, перебралась (разумеется, вся в слезах) в Кириллову постель под предлогом вспыхнувшей — конечно, с первого взгляда! — любви и немыслимой благодарности. О том, что ей едва сровнялось семнадцать, Калинин узнал на следующее утро. С соблазнением малолеток тогда было строго…

Забеременеть же она сочла нужным через два с половиной месяца. После того как убедилась, что калининская мама, в отличие от него самого, несмотря на интеллигентность, умеет быть твердой как сталь. В частности, в вопросах прописки у себя малознакомой девицы из провинции, авантюристки, подло пробравшейся в постель ее сына.

— Расписывали нас как раз по справке о ее беременности, — горько усмехнулся Кирилл. — Мама, узнав о грядущем внуке, разумеется, сдалась, буквально заболев от горя… Никогда себе не прощу, что именно эта история ее в конечном счете и угробила. Умерла она, когда Сашеньке было полтора года. Но к тому времени Милка уже год как нас бросила, зачем мы ей были нужны?.. На работу в нашу контору я ее устроил почти сразу после… Ну после той ночи. На журфак она осенью сама поступила, а Сашку не любила никогда, ни разу за шесть месяцев ночью к нему не встала, кормить грудью, чтоб фигуру не портить, отказалась еще в роддоме… Мама окончательно слегла, когда узнала, что Людмила подала в суд на размен. А на новую квартиру мы с Санькой переезжали уже вдвоем… Такие вот дела. Сыном она заинтересовалась, только когда Катюша в моей жизни появилась, ему тогда было два с небольшим.

— И что? — спросила я, хотя уже и так догадалась что.

Людмиле всегда доставляло удовольствие мучить неугодных ей людей, я знала очень хорошо. Неясно было одно: чем ее мог допечь безобидный Кирилл, благодаря которому, как выяснилось, у нее появилось буквально все, к чему она стремилась, как у меня — благодаря ей.

— Ты имеешь в виду, какого дьявола ей было от меня надо?..

— Но ведь любой шантаж преследует какую-то цель, — пожала я плечами.