Книга Терапия - Дэвид Лодж

Я познакомился с Эми шесть лет назад, когда ее наняли помогать в подборе актеров для первых блоков «Соседей». Нечего и говорить, что справилась она блестяще. В нашем деле распространено убеждение, что девяносто процентов успеха ситкома зависит от удачного выбора актеров. Как сценарист, я бы, естественно, с этим поспорил, но даже самый лучший в мире сценарий ничего не решит, если актеры будут не те, - это правда. А подходящих актеров не всегда определишь с первого взгляда. Именно Эми предложила, например, попробовать на роль Присциллы, матери семейства из среднего класса, Дебору Рэдклифф - классическую актрису, которая только что рассталась с Королевским Шекспировским театром и никогда в жизни не играла в ситкоме. Никто, кроме Эми, не увидел бы в ней Присциллу, но Дебора чувствует себя в этой роли как рыба в воде. Теперь ее имя у всех на устах, и она может заработать до пяти тысяч за тридцатисекундный рекламный ролик.

Занятное это дело - подбор актеров. Талант сродни способности предсказывать будущее или отыскивать воду, но к нему требуется еще и тренированная память. У Эми не память, а компьютер: когда вы просите о подборе на какую-то роль, она впадает в подобие транса, уставившись в потолок, и вы только что не слышите пощелкивания у нее в голове, пока она перебирает виртуальные карточки с основными данными всех актеров и актрис, которых она когда-либо видела. Когда Эми идет на спектакль, она не просто смотрит, как актеры играют свои роли, она все время представляет их в других ролях, поэтому к концу вечера она не только впитывает их игру, но и определяет их потенциал для совсем других ролей. Посмотрев вместе с Эми «Макбета» в Королевском Шекспировском театре, вы, например, заметите по дороге домой: «Ну разве Дебора Рэдклифф не великолепная леди Макбет?», на что Эми ответит: «М-м-м, я бы хотела посмотреть ее в роли Джудит Блисс в «Сенной лихорадке». Иногда я спрашиваю себя, не мешает ли ей эта привычка получать удовольствие от спектакля. Возможно, именно это нас и сближает - мы не способны жить в настоящем, постоянно тоскуя о каком-то недосягаемом призраке совершенства.

Однажды я так и сказал.

- Чушь, дорогой, - ответила Эми. - При всем моем огромном уважении, это полная cojones. Ты забываешь, что иногда мне удается поймать идеальное соответствие актера и роли. Тогда я наслаждаюсь представлением, и только им. Ради этих моментов я и живу. Кстати, ты тоже. Я хочу сказать, что когда все в серии идет в точности как надо, ты, затаив дыхание, сидишь перед телевизором и думаешь: «Это не может долго продолжаться, сейчас все пойдет насмарку», но они справляются, и ничего не рушится - в этом все дело, n'est се pas?

- Не припомню, когда серия казалась мне настолько хорошей, - сказал я.

- А та, с задымлением?

- Да, с задымлением была ничего.

- Чертовски хороша.

Вот что мне нравится в Эми - она постоянно поднимает мою самооценку. У Салли более волевой подход: прекрати хандрить и живи дальше. Эти две женщины во всем полная противоположность. Салли блондинка, голубоглазая английская роза, высокая, гибкая, спортивная. Эми - средиземноморский тип (ее отец был грек-киприот): темная, невысокая, яркая, кудрявые черные волосы и глаза, как изюмины. Она курит, сильно красится и никогда не ходит пешком, не говоря уж о том, чтобы пробежать, если, конечно, обстоятельства не вынуждают. Однажды мы опаздывали на поезд: я метнулся вперед и держал для нее дверь, пока она не доковыляла на высоких каблуках, похожая на встревоженную утку, при этом все ее ожерелья, серьги, шарфики, сумочки и прочие параферналии так и подпрыгивали. Я расхохотался. Просто не смог удержаться. Забравшись в вагон, запыхавшаяся Эми спросила, что тут смешного, а когда я объяснил, не разговаривала со мной до конца поездки. (Кстати, я только что посмотрел в словаре слово «параферналии», так как не был уверен, что правильно его написал, и обнаружил, что оно происходит от латинского paraphema, что означает «личная собственность женщины, помимо ее приданого». Интересно.)

Мы вообще редко цапаемся. Как правило, мы очень хорошо ладим, обмениваемся профессиональными слухами, жалуемся и подбадриваем друг друга, сравниваем свое лечение. Эми разведена, воспитывает четырнадцатилетнюю дочь Зельду, которая как раз сейчас начинает открывать для себя мальчиков и постоянно доводит Эми своими запросами в выборе одежды, поздними возвращениями домой и посещением сомнительных дискотек и т.д. и т.п. Эми страшно боится, что Зельда, того гляди, начнет заниматься сексом и пристрастится к наркотикам, и очень переживает, когда девочка уезжает один раз в месяц на выходные к бывшему мужу Эми, Солу, театральному менеджеру, который, по словам Эми, совершенно аморальный тип. Если процитировать ее дословно: «Он не признает моральных устоев, даже если уткнется в них носом». Тем не менее ее гложет вина за распад семьи, она боится, что Зельда собьется с пути истинного без мужчины в доме. Сначала Эми пошла к психоаналитику, чтобы понять, почему разладились их с Солом отношения. В душе она уже знала: из-за секса. Сол хотел в постели разных вещей, на которые она не соглашалась, а он со временем нашел женщину, которая согласилась. Но Эми до сих пор пытается разобраться, была ли это его вина или ее, и, похоже, ни на йоту не приблизилась к разгадке. Психоанализ - метод своеобразный; чем больше копаешься, тем длиннее становится путь к себе.

Мы с Эми встречаемся почти каждую неделю, когда я приезжаю в Лондон. Иногда мы идем в театр, но гораздо чаще просто проводим вместе тихий вечер в квартире или перекусываем в одном из ближайших ресторанов. В наших отношениях никогда не возникал вопрос о сексе, потому что на самом деле Эми не очень-то хочет этого, а мне не очень-то и надо. Секса у меня хватает дома. В настоящее время у Салли неукротимый эротический аппетит, думаю, из-за гормонозамещающей терапии, которую она получает во время менопаузы. Иногда, чтобы подстегнуть свое слабеющее либидо, я предлагаю разные штучки, которые Сол хотел проделать с Эми, и Салли еще ни разу не отказалась. Когда она спрашивает, откуда у меня такие идеи, я говорю, что из журналов и книг, и она вполне удовлетворяется этим ответом. Если Салли узнает, что в Лондоне я вижусь с Эми, ее это не будет беспокоить, так как я ничего не скрываю. Салли считает, что наши встречи связаны с профессиональными интересами, и отчасти так и есть.

Поэтому действительно можно сказать, что я нашел выход, верно? Решил проблему моногамности, она же проблема монотонности, не испытывая вины за неверность. У меня плотские отношения с женой и платонические с любовницей. На что мне жаловаться? Просто не понимаю.

Три тридцать. Пожалуй, пора вернуться в постель и попытаться до рассвета урвать еще несколько часов сна.

Среда, 11 утра. Я действительно поспал несколько часов, но сон не принес бодрости. Проснулся я разбитым, как бывало после караульной службы в армии: два часа на посту, четыре - сон, и так всю ночь, а если это выходные - то и весь день. Господи, пишу, и снова все встает перед глазами: спишь урывками, одетый - в ботинках, которые набивают лодыжки, в сдавившем горло обмундировании, - под ярким светом голой электрической лампочки, а потом, грубо разбуженный, успеваешь сделать несколько глотков не слишком сладкого, чуть теплого чая и, если повезет, съесть холодную застывшую яичницу с запеченной фасолью, а потом тащишься, зевая и ежась, в ночь. Два часа слоняешься у ворот казармы или обходишь дозором тихие закрытые домишки и магазины, слушая звук собственных шагов и наблюдая, как твоя тень то удлиняется, то укорачивается в свете люминесцентных ламп. Позвольте мне на минуту сосредоточиться на этом воспоминании, закрыть глаза и попытаться пожалеть себя тогдашнего, чтобы по достоинству оценить свой нынешний комфорт.