Книга Недожитая жизнь - Зое Дженни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пусть прячется!» — подумала она, неожиданно увидев у окна его фигуру, мелькнувшую на мгновение точно тень.
* * *
— О чем ты весь день мечтаешь? — спросила Ата, когда Айсе зашла вечером к ней на кухню.
Сильные руки Аты со всей мощью погружались в тесто, ее пальцы исчезали в нем; она мяла и колотила кулаками вязкую массу, вытягивала ее, словно собираясь порвать, чтобы затем сбить ее обратно.
Ничего не ответив, Айсе присела к столу. Ей нравилось наблюдать, как Ата вихрится по кухне.
— У тебя самые красивые руки на свете, — внезапно сказала Айсе.
Ата смущенно рассмеялась и спустя некоторое время произнесла:
— Эти руки тебя вырастили, — и она посмотрела на них так, как будто это были самостоятельные существа, — они тебе попу мыли, башмачки завязывали и время от времени отвешивали подзатыльник… а теперь… теперь они утомились и на них выступили старческие пятна.
Ата вытерла руки о фартук и подошла к плите, чтобы перелить сироп со сваренными в нем фигами, фундуком и изюмом из кастрюли в блюдо.
Айсе вскочила. Это было ее любимое лакомство.
— Да мы ведь все это не съедим, — сказала Айсе, запуская палец в блюдо.
Ата хлопнула ее по руке.
— Это не только для нас, — строго сказала она, — а и для гостей на послезавтра.
Ее голос звучал увещевающе, ибо Ата точно знала что Айсе уже сочинила себе отговорку, чтобы не присутствовать на предстоящем мероприятии.
— Но мы с Сезен, знаешь ли… — начала было Айсе, однако Ата только покачала головой.
— Ты не получишь разрешения упорхнуть, а стало быть, прими это как должное. Поэтому я твой любимый десерт и приготовила — подслащивая пилюлю, произнесла Ата и пододвинула к ней блюдо.
* * *
В оклеенной темно-красными обоями столовой с двух сторон висели двурогие светильники, погружавшие помещение в мягкий полумрак.
Во главе длинного овального стола восседал отец, перед ним стоял хрустальный графин с аракой.
В детстве Айсе называла ее «львиным молоком».
— Но львиное молоко может пить только глава семьи, — сказал тогда Ахмет и засмеялся, когда Айсе обмакнула палец в молочно-белую жидкость и, облизав его, сморщила физиономию от горечи.
Хотя в воскресенье мать не пользовалась косметикой, в приглушенном свете шрам на носу был почти незаметен. После хирургического вмешательства ее нос стал меньше; Айсе казалось, будто он из воска, мягкой, податливой массы, которой можно было придать любую форму. Время от времени Антая наведывалась к хирургу, который впрыскивал ей под морщинки какой-то препарат, чтобы в том месте разгладить кожу. Антая сидела напротив нее, и за ужином Айсе иногда предпочла бы избежать ее экзаменующего взгляда — уж слишком внимательно она всматривалась в лицо Айсе, точно в план, который ей следовало запомнить и срисовать. Антая дисциплинированно консервировала свою красоту, пусть даже с нарастающим разочарованием, и столь же строго, как к себе самой, она относилась к Айсе. Если Айсе вольно сидела в кресле и Антая замечала это, она жестко хватала ее за плечо.
— Осанка прежде всего, — говорила она, — девушка не разваливается в кресле как охламон!
Со звонким щелчком Антая открыла сейчас свою маленькую серебряную коробочку, в которой хранила таблетки от хронической головной боли. Пока Ата подавала на стол и разливала по тарелкам суп, Зафир беспокойно ерзал на стуле. Айсе ощущала напряжение во всем его теле и чувствовала, как он усиленно старался не глядеть в ее сторону.
— Как прошла вечеринка у Сезен? — спокойным голосом, желая разрядить обстановку за столом, спросил Ахмет.
Ата беззвучно затворила за собой дверь.
— Так себе… — неопределенно проговорила Айсе.
Но Зафир перебил ее.
— Нет! — произнес он так громко, что Айсе вздрогнула. — Я должен сразу со всей ясностью заявить, что вечеринка превратилась в сплошной кавардак и что Сезен водится с такими людьми, которых я ни при каких условиях принять не могу!
— Но она моя лучшая подруга! — защищаясь, промолвила Айсе.
— Тем хуже.
Зафир впал в такое возбуждение, что ложка в его руке дрожала.
Ахмет откинулся на спинку стула и поочередно посмотрел на Айсе и Зафира.
— Что за люди?
— Айсе флиртовала с одним из приятелей Зиги!
Айсе уронила ложку в тарелку с супом.
— Это вообще не соответствует истине! — возмущенно крикнула она. — Я совершенно не знаю Кристиана!
— Тем не менее знаешь, как его зовут, — уцепился Зафир и скрестил на груди руки, как будто именно они могли его выдать.
— Кто такой Кристиан? — спросили Ахмет и Антая в один голос.
— Новенький в школе, и производит крайне неприятное впечатление, — сказал Зафир.
— В таком случае как он попал на вечеринку к Сезен? — спросила Антая.
— Сезен поддерживает знакомство с кем попало, я это уже не раз говорил! — проворчал Зафир.
— А как его фамилия и чем занимаются его родители? — продолжала наседать Антая.
Зафир пожал плечами.
— Следовательно, ты его не знаешь? — спросил Ахмет.
— Его, похоже, здесь никто не знает, — подтрунивая, добавила Антая, — даже Айсе.
Айсе покачала головой.
— Стало быть, мы говорим о привидении, — смеясь, сказала Антая.
Зафир шумно втянул воздух.
— У меня есть серьезные основания полагать, что за этим привидением скрывается крайне агрессивный…
Ахмет оборвал его.
— Зафир, — проговорил он, — сколько раз я тебе уже говорил, чтобы ты избегал встреч с типами, подобными Зиги, и просто не замечал их.
— С ними невозможно избежать встречи, когда они становятся поперек дороги. Или ты думаешь, что я буду от них бегать? — Щеки Зафира пылали. — У них нет никакого уважения к нам. Я вправе делать что хочу, а они ненавидят и оскорбляют нас везде, где только возможно.
— Это не должно тебя заботить, — возразил Ахмет. — Не стоит из-за этого кипятиться.
— Тогда они никогда не остановятся.
— Ты их не изменишь. Следи лучше за тем, чтобы делать успехи в школе, — сказал в заключение Ахмет и энергично поставил рюмку на стол.
Антая нажала ногой на звонок под столом, дав Ате в кухне сигнал убрать суповые тарелки и принести основное блюдо.
Зафир беспокойно поглядывал на дверь, как будто собирался сразу подняться и убежать.
— Могу ли я не быть во вторник на вечеринке? — осторожно спросил он.
Антая тотчас отрицательно покачала головой.
— Нет, — строго сказала она. — Ты останешься дома.