Книга Все уезжают - Венди Герра

«Книга чудес дона Хосе Северино Болоньи» Элисео Диего. Любимая мамина книга. Она дала мне ее на несколько дней.

Мама кое-что написала под посвящением Элисео. «Моей дочурке, которая находится далеко, но мы по-прежнему вместе, как нитка с иголкой». Мама у меня такая смешная. Посвящение Элисео длинное и написано мелким изящным почерком. (Это личное, так что я не буду его здесь приводить.) Мне нужно много прочесть, а потому я не должна обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Декабрь 1979 года

Зеленые вошки кишмя кишат у меня в волосах, так я и знала. Чела направила керосиновую лампу на мою голову. Они попытались выбрать насекомых по одному, но их яйца так просто не уничтожишь. В следующий класс меня наверняка не переведут — я много пропустила и не сдам экзамены.

Я попросила Элену остаться со мной. Когда я что-нибудь у нее прошу, то называю Эленита. Ей это нравится, и она остается. Мы нарвали с ней в патио мандаринов, приготовили сок с сахаром и заморозили его, потому что у меня есть холодильник, а у нее в доме он сломан. Чела тем временем высматривает отца, чтобы он неожиданно не нагрянул. Он терпеть не может, когда ко мне кто-нибудь приходит. Мама говорит, что мой отец — антисоциальный тип.

Наконец мы с Эленой входим в ту самую запертую комнату. Она совсем маленькая, всего с одним окном. Войдя, мы замираем на месте — вся комната увешана фотографиями мамы в молодости. Никогда не видела ее свадебных фотографий, где она в белой мини-юбке и с вуалью. На отце хорошо отглаженный серый костюм. Перед мамиными фотографиями — сухие цветы. А вот кое-что похуже — тряпичная кукла с вышитым на груди маминым именем, так густо утыканная булавками, что на ней живого места не осталось. Эленита сказала, что это самое настоящее колдовство. В углу, что рядом с окном, — несколько кокосовых орехов и сделанная из кокоса голова с глазами и ртом. Перед ней лежат фрукты, стоят оплавленные свечки и даже положено несколько шоколадных карамелек, но Элена сказала, что трогать их нельзя, чтобы не накликать несчастье, потому что если до них дотронешься, то на тебя падет проклятье на всю жизнь.

Отец хочет заколдовать маму. В комнате не видно ни одной моей фотографии. Я потрясена и никак не могу отсюда уйти, пишу прямо здесь, на полу. Кажется, что я нахожусь совсем в другом месте. С потолка свисает десяток кукол-марионеток — по-моему, их сделала мама для спектакля про Питера Пэна. Это было, когда я родилась.

Чела позвала Элену обедать, и я осталась одна. Я долго разглядывала фотографии, пока у меня не разболелся живот. Не знаю, может ли все это повредить маме или нет. Но в любом случае, наверно, нехорошо, когда кто-то все время о тебе думает и, даже будучи далеко, не оставляет тебя в покое. Хотела бы я убежать, как Жюль Верн, куда-нибудь далеко-далеко. В этой комнате пахнет покойником.

Я взяла куклу, выдернула из нее все булавки и выбросила их в окно. Отныне кукла будет спать со мной.

Декабрь 1979 года

Я заснула на полу, и, когда услышала стук двери, было уже поздно: отец нашел меня в запретной комнате и пришел в бешенство. Он появился на пороге с кожаным ремнем в руке. Кожа на ремне растрескалась и была красноватого цвета; неделю назад отец смазал его, и он стал блестящим и скользким.

Я спала так крепко, что поначалу ничего не чувствовала, но он заметил, что мне не слишком больно, и так рванул меня за ухо, что у меня выпала жемчужинка, которую Ф. купил мне на Майорке, куда ездил в рождественские каникулы. Он разорвал мне ухо пополам, так что следующего удара я почти не почувствовала, хотя из уха кровь текла ручьем. Мне до сих пор больно, а главное, это то же самое ухо, что в прошлый раз, и поэтому я плохо слышала, что он говорил. Он заставил меня проглотить жемчужину, насильно засунул ее мне в рот и не отпускал, пока я не проглотила.

Воздав мне по заслугам, он преспокойно улегся на кровать и заснул.

Мама просила меня ему не перечить, а я не послушалась. Сама виновата.

Я пошла к Мариселе, чтобы попросить у нее немножко спирта, но она на выходные уехала. Сегодня суббота, и здесь никого нет. А пойти к Челе значит ее перепугать.

Дорогой Дневник, утро вечера мудренее.

Декабрь 1979 года

В школе меня приняли даже со вшами. Теперь мне приходится ходить в туго обтягивающей голову косынке, и я почти не слышу, что говорит учительница, но все равно предпочитаю находиться здесь. Я угадываю слова по движению ее губ, а потом вижу, как она пишет числа, которые для меня словно китайская грамота.

Я начинаю о чем-нибудь думать и сразу уношусь мыслями далеко-далеко. Например, задаюсь вопросом, почему водяная воронка в лагуне никогда не исчезает и кто ее постоянно раскручивает. Когда бы ты ни пришел купаться, она тут как тут и все крутится, крутится. Может быть, там действительно живет водяной, о котором рассказывал Фейхоо[5], когда гостил у нас. Наверное, он живет в этом водовороте, и никто не может его увидеть, потому что он появляется ночью, а к лагуне пока что не провели освещение. Когда-нибудь за мое нахальство этот черненький водяной ухватит меня за ногу и утянет в воронку. Я ведь всегда стараюсь, чтобы меня сразу не унесло в море и можно было бы покружиться в водяном вихре.

Мне устроили экзамен по математике, и я ничего не смогла решить. А неделю назад получила сто баллов по испанскому языку. Директриса сказала, что с математикой мне помогут, но я должна подготовить сообщение для торжества по случаю годовщины Первого января[6].

Вот слова и выражения, которые я должна употребить (это похоже на сочинение или на контрольную, только с патриотическим содержанием):

Пионеры Хосе Марти

Пионеры-монкадисты

XXI годовщина победы первой социалистической революции в Америке

Партизанская война

Будущее

Стопроцентная успеваемость

Славная январская победа

Деспотичный и жестокий империализм

Сафра и выращивание кофе

В мирное время

Революционное чудо

Родина или смерть, мы победим

Мы с Эленитой тайком позвонили в Сьенфуэгос из дирекции. Телефон там с крючком для трубки, а соединяться надо через телефонистку. Наконец мы дозвонились. Стараясь говорить как можно тише, я с большим трудом сумела все рассказать маме.

Мне пришлось ждать, пока она перестанет плакать, и успокоилась мама, только когда я переменила тему. Я спросила у нее, что означает «деспотичный», объяснив, что мне поручили написать сочинение и потом прочесть его на собрании по случаю Первого января. Мама сказала, что родина — это одно, а политика — другое, и просила быть осторожней с тем, что я буду писать. Еще она сказала, чтобы я была внимательнее в туалете и смотрела, не выскочила ли жемчужинка, — жалко будет ее потерять. Ухо у меня разорвано, и там уже не осталось дырочки для сережки, так что лучше будет отдать жемчужинку маме, когда она приедет, чтобы сережка хранилась у нее.