Книга Нюма, Самвел и собачка Точка - Илья Штемлер

— Осколки?! — растерялся Нюма. — Я… выбросил. Собрал в газету и выбросил в мусорный бак…

— Почему?! — выкрикнул Самвел.

— Ну… понимаешь… черепки, — пролепетал Нюма. — Собрал в газету, дал шмендрику. Тот и вынес… Честно говоря, как-то я испугался.

Дворник Галина обслуживала три дома по Бармалеевой улице. Два были еще ничего, особых трудов не требовали, а вот третий, зараза, просто руки выворачивал. После него у Галины в глазах становилось темно. Особенно теперь, когда неделями не появлялся спецтранспорт. Не любили водилы тот двор, трудно было мусоровоз развернуть, баки жались вплотную к стене брандмауэра. Если еще была смена Григория, ловкого шоферюги, тот как-то умудрялся загнать свою машину. А другие объезжали двор дома № 20, словно чумовой. Да он и был, точно чумовой. Приходилось горбатиться, складывать весь хлам в железную повозку и отвозить в соседние дворы. А это двойная работа и неоплачиваемая. Как она ни надрывалась перед жэковской начальницей Маргаритой, та, корова, доплачивать отказывалась. Говорит, не нравится — увольняйся. Понимает, что в теперешнее время остаться без работы — с голоду сдохнуть. Да и с работой-то не лучше, при этой перестройке… Днем, к примеру, где-то работают, а как стемнеет, в мусорках копаются, только ноги торчат из баков. Даже бомжи жалуются — теснит их интеллигенция и рабочий класс. Ну хотя бы аккуратно шуровали в баках. Так нет, такой после себя срач оставляют, не разберешь — где сам мусорный бак, а где площадка перед ним. Совсем народ оборзел, как в блокаду, честное слово. И не стесняются…

К примеру, как те двое, что с утра пораньше топчутся у мусорного бака. Без стыда и совести вышвыривают из мусорки всякую дрянь прямо на площадку. Мало ей работы, так еще собирай после них. Вот, сейчас я им бошки поотрываю…

— Что же вы тут, жопы сраные, делаете?! — издали крикнула Галина.

Две фигуры, что маячили у мусорного бака, замерли, словно их загипнотизировали.

— А ну пихайте обратно, что повыбрасывали! — Галина приближалась. — Не то я сейчас и ваши муды туда закидаю. Вы меня знаете!

Фигуры попятились и, как-то разом, повернули к дворнику свои лица…

— Никак Нюма?! С соседом! — изумленно промолвила дворник Галина.

— Ну что ты кричишь, что кричишь? — раздосадованно отозвался Нюма. — Ну мы! Что особенного… Весь дом поднимает на ноги…

— Конец света! — вскрикнула Галина. — Если уже евреи в мусорках шуруют — конец света!

— Между прочим, я — армянин, — с ревностью произнес Самвел. — Ну и что!

— А-я-яй! — дворник сложила на животе руки в замызганных рукавицах. — Нюма, Нюма… Видела бы покойная твоя жена Роза! Она бы снова в гроб спряталась, честное слово…

— Мы не то, что ты думаешь, — смутился Нюма.

— Ара, у нас дело! — подхватил Самвел. — Иди себе! Дело у нас есть!

— Какое дело у вас в мусорном ящике? — не отвязывалась дворник. — Золото ищете?

Дворник запнулась. Ее вдруг осенило — действительно, если эти два почтенных пенсионера, да еще… такой национальности, спозаранок что-то ищут в мусорном ящике, это неспроста… Или они думают, что татары глупее их? Что татарка не дотумкает, с чего это такой народец с утра шурует в мусорном баке. Не ради же каких-то рваных штанов и недопитых банок… К тому же, мусорный бак — это прямая территория дворника, имеет право. Пусть делятся, или хотя бы расколются, а как же иначе? Несправедливо…

— А собаку зачем привлекли? — Галина решила шуткой разрядить ситуацию. — Небось, обученная на золото?

— Это наша собачка, — ответил Нюма. — Не оставлять же ее дома одну.

По правде говоря, они не думали, что Точка проявит свои собачьи навыки и каким-то образом распознает сверток с черепками от кувшина. Хотя надежды не оправдывались — Точка сидела у бака, не проявляя особого энтузиазма. Лишь с одобрением поглядывала на возню своих хозяев…

— Она еще маленькая. Щенок, — буркнул Самвел. — Она обучена только на молоко и косточку.

Самвелу не хотелось обострять отношения с дворником. В сущности, он жил в этом доме, как говорится, на птичьих правах, без постоянной прописки.

Точка посмотрела на дворника Галину и дружелюбно тявкнула. Поняла, что от этой толстой тетки что-то зависит…

— И долго вы тут будете безобразить? — не отвязывалась дворник. — Или мне начальство позвать? А то я и сама справлюсь, стукну вас бошками, при всем уважении к Нюме…

— Угомонись, Галина, — посерьезнел Нюма. — У соседа кувшин разбился. Память семейная. Черепки по ошибке в бак снесли, вот и ищем. Может, склеим. «Моментом».

Галина недоверчиво хмыкнула. Что это за черепки такие, чтобы ради них весь бак вверх дном потрошить? Может, из… золота?

— Где это вы «Момент» найдете? Весь наркоманы раскупили. — Галина поняла, что в поведении соседей нет никакого криминала и хитрости. И соображала, как с достоинством завершить инцидент. — Ладно. Только покидайте весь хлам обратно… Если такие люди по мусоркам шустрят — капец этой блядской перестройке…

Нюма хихикнул, ему стало неловко, неужели дворник и впрямь считает, что он постоянно роется в мусорных баках? Да и Самвела откровение дворника смутило. Там, на далекой его родине, редко услышишь такие выражения от женщины, пусть даже дворника…

Точка боязливо проскулила и попятилась задом от вздорной Галины. И притаилась за кромкой бака. Но тут же залилась торопливым тявканьем. Нюма шагнул к собачке.

— Самвел! — закричал Нюма. — Смотри! Нашлись осколки…

Самвел поспешил на зов. В разворошенной газете тускнели останки кувшина. Хвала и восторг обрушилась на собачонку Точку. Просто невероятно. Как она догадалась, ведь совсем еще маленькая! А что будет, когда подрастет? Не знали старики, что своей интуицией, собачонка была обязана самому крупному черепку. Тому самому, который больно зафугачив ей по морде, запечатлелся в ее памяти, согласно теории академика Павлова…

К слову, Нюма помянул и того шмендрика, который поленился забросить сверток в бак, а просто швырнул к стене брандмауэра. И если бы не ищейка Точка…

— Совсем дребезги, — вздохнул Самвел. — Клей не возьмет.

— Да, — согласился Нюма. — Совсем.

Самвел разворошил пальцем останки кувшина, выбрал наиболее крупный черепок и сунул его в карман. Остатки плотнее завернул в газету и закинул в мусорный ящик…

После смерти Розы Нюме пришлось привыкать к старости. Сразу. Буквально на следующий день. Потому как Роза ничем особенно не страдала, кроме каких-то долгих и нудных проблем с горлом. Нюма свыкся с ее состоянием, и в последние годы внимание к здоровью жены притупилось. А тут — раз, и что-то сорвалось у нее в сердце. И Роза умерла, сидя на скамейке у подъезда, среди своих кумушек. Соседи Розу не то чтобы любили — к ней привыкли, как привыкли к старому тополю, что врос в центр двора. А так как единственная дочь Фира жила по другому адресу, то Нюма сразу оказался лицом к лицу со старостью. Начиная с мелочей. Скажем, такая безделица, как оплата за квартиру, телефон, газ и прочие коммунальные услуги. Эту заботу брала на себя Роза. Не потому, что Нюма, по ее мнению, был шлимазл, то есть растяпа. Вовсе нет. Наоборот, Роза высоко ценила деловую хватку своего мужа. Роза была не слепая, она видела, как фотография экспедитора Наума Бершадского не сползает с Доски почета Торгового порта. Просто такая особа как Роза не могла день-деньской сидеть у подъезда в компании старух. Она должна была себя проявлять хотя бы раз в месяц: «во время навигации по проводке подаяния городу» за те услуги, что город предоставлял своим жителям. Так высокопарно жена портовика называла свои хождения в сберкассу. Ведь не иначе как подаянием, нельзя назвать оплату горячей воды, которую жильцы дома на Бармалеевой улице не видели месяцами. Или за лифт, что для семейства Бершадских, проживающих на первом этаже, был совершенно бесполезен… Ворох квитанций, обнаруженных в ящике стола, вогнал Нюму в ступор. Он сидел, как заяц перед удавом, разглядывая бумажки многолетней давности, физически ощущая свою старческую бестолковость….