Книга Медленная проза - Сергей Костырко

– Господи, какая ты горячая.

– Из душа потому что, – шепчет она, и он чувствует ее губы и дыхание на ключице.

Он опускается на колено и проводит языком по ее плоскому животику. Девушка как будто дрожит.

– Иди под одеяло, – говорит Дима. – Иди, а то совсем замерзнешь.

– Нет, нет, это ты ложись.

И Дима послушно укладывается на спину, а Карина встает на колени перед ним и проводит ладонью по его безобразному в этот момент, огромному волосатому телу, по груди, по животу, ниже.

– А чего это он у тебя такой грустный? Неужели не нравлюсь?

– Он просто прибалдел, – пытаясь попасть в тон, говорит Дима.

– Сейчас мы его расшевелим.

Девушка, опершись рукой на грудь Димы, тянется через кровать к столику, на котором ее сумочка. Прохладные волосы ползут по его груди, совсем близко он видит маленькие, тугие, с плоскими сосками груди. А чуть выше подбородок и закушенную губу. Она роется одной рукой в сумочке, вытаскивая пакетик с презервативом, потом садится на колени, на мгновение Дима видит ее на графическом листе Матисса – поющая линия бедра, длинных рук, груди. Девушка надкусывает край пакетика, вылущивает оттуда резиновое колечко и вставляет колечко в губы. Потом встает на колени, откидывает волосы на спину, и в череде проигранных перед ним движений Дима вдруг чувствует профессиональную выучку, холодок процедурного кабинета, – вот как, оказывается, происходит это! А ты чего бы хотел, хрыч старый?! – и внезапный прокол острой, детской почти обиды скрючивает Диму, он поспешно садится, успев поймать опускавшуюся к его бедрам голову.

– Подожди, – говорит он. – Подожди немного. Просто полежи рядом. Дай привыкнуть к тебе.

Девушка послушно выпрямляется, вынимает презерватив и аккуратно укладывает его на целлофановую упаковку, а потом соскальзывает под одеяло к Диме. И осторожно обнимает.

– Господи, какая же ты горячая, – он трогает губами ее шею. – Послушай, – говорит он, – послушай, а это не жар? Нет, правда, у тебя что, температура?

– Да, – говорит Карина. – Я не думала, что будет так заметно. Я думала, что после душа станет легче.

– Ну, ты, девушка, даешь.

– Да, ладно… Извини.

Дима вскакивает и поспешно надевает брюки. Включает верхний свет. Девушка настороженно наблюдает за ним. Дима склоняется и трогает губами лоб.

– Ничего себе! И давно?

– Не знаю. В ресторане немного зазнобило. Сок был холодный. Я завидовала, когда ты водку пил, – я коктейлик взяла, и все.

– А чего-нибудь болит у тебя?

– Нет. Да ты не пугайся. Не думаю, что это заразное. Обыкновенная простуда.

– Да мне-то чего – я сам после гриппа сюда приехал. И арбидол до сих пор пью. Какой-то иммунитет у меня должен остаться. Давай я тебя еще чем-нибудь накрою. И у меня остался еще терафлю.

– Накрой.

Заворачивая ее в толстое пуховое одеяло, Дима почувствовал, как расслабляется в гриппозной истоме тело девушки. Во взгляде ее Диме вдруг почудилось непроизвольное выражением надежды и беспомощности, как у больного ребенка. И Дима вдруг успокоился – все встало на свои места. Он грел кипятильником минералку, растворял шипучий порошок.

– На, выпей.

Она садится, непроизвольным жестом прикрывая рукой грудь, и пьет маленькими глотками.

О господи, думает Дима, козел старый!

– Ты извини, я сейчас немного полежу и поеду. Извини. Глупо все.

– Да куда тебе сейчас ехать. Полежи, расслабься, согрейся. А лучше постарайся заснуть. А утром посмотрим.

Карина, свернувшись под двумя одеялами, смотрела на Диму странно внимательным взглядом.

– А ничего так, да? Снял телку? Оттянулся?

– По-моему, все очень хорошо, Карина, – искренне сказал Дима. – Нет, правда хорошо. Если, конечно, не считать твоей простуды.

– Я не Карина, меня Катей зовут. Слушай, если ты не против, я действительно попробую заснуть. Только давай я на диван переберусь, а ты ложись нормально.

– Еще чего.

– Тогда ложись рядом, принеси мою шубку, а себе вот это одеяло. Иди, не мучайся. На такой кровати места всем хватит.

Дима принес из шкафа свой пуховик и лег с краю.

– Все, девушка, спи.

И выключил свет.

По потолку гуляют полосы голубоватого света, что-то вроде северного сияния – это внизу машины подъезжают-отъезжают у крыльца «Флоренции». Чудной какой город, думает Дима, с поленницами дров во дворах и занесенными снегом лодками на крышах сарайчиков, с мутно-голубым стеклом могучих офисных зданий, которых не было в позапрошлом году, вот с этой девушкой. Дима закрывает глаза – под веками у него остались, оказывается, маленькие груди девушки, сквозь кожу чуть проступают ребра. Он слышит ее ровное, уже сонное дыхание. И как это ей удается? Похоже, она везде дома, думает он с некоторым почти разочарованием и нежностью. И Дима вдруг понимает, что ему здесь действительно хорошо.

Тихий стон за спиной. Дима открывает глаза и видит тусклый блеск мертвого телеэкрана. Снова стон. Оказывается, он спал.

– Ты что, не спишь? – спрашивает он шепотом.

– Нет, не сплю, – глухо отвечает Катя.

Дима вскакивает и включает свет. Первое впечатление, что Катя улыбается, но это просто гримаса, зубы стиснуты, лицо сведено.

– Что с тобой?

– Спазм в животе. У меня так бывает при высокой температуре. Боль дикая.

– А что у тебя там?

– Никто не знает. Врачи ничего не обнаруживают.

– И что делать?

– Не знаю… Обычно я вызывала «скорую». Делали укол, и проходило.

– Ну так давай вызовем.

– Ты что, совсем на голову плохой? Куда и к кому ты сейчас вызовешь?

– Да плевать на это!

– Тебе плевать. А это мой город. Мне сейчас нельзя этого. Нельзя. Иначе все к черту!

И Диму продрало от отчужденности и злобы в ее взгляде.

– Успокойся.

– Ага! Успокойся! Уроды! Легко сказать – успокойся… Это ж надо так залететь! – и она замычала, скрючившись. – Ты мне только выйти отсюда помоги. А на улице я что-нибудь придумаю.

– Господи, да что тут можно придумать?

– Ты бы заткнулся, а?

– Понял-понял. Что за укол тебе делали?

– Обычный. Но-шпу.

– Ну так давай я сделаю. Какие проблемы. Сейчас… полпервого, но должна же быть у вас дежурная аптека.

– На Ленина где-то. В центре.

Дима натягивал рубашку и свитер.

– Лежи, я сейчас. Обычный укол? В задницу?