Книга 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585 - Равиль Бикбаев

Вот так до вечера и маршировали. В нас постреляют, мы постреляем, подождем, послушаем, и дальше двинули. Еще с пяток противопехотных мин обнаружили на тропах, рисковать и вытаскивать взрыватели не стали. Отошли на безопасное расстояние и расстреляли их из автоматов и пулеметов. За день больше потерь нет, и слава богу.

Как чуток стемнело, нам на вертолетах подвезли еду в термосах и боеприпасы.

Вертолеты – это вообще отдельная песня, даже не песня – симфония. В горной, маневренно-партизанской войне вертолеты стали самым эффективным оружием. Ловили наши «вертушки» «духов», где только могли, ловили и уничтожали. В горах, в пустынях, в укрепленных пунктах не было от них спасения. Еще вертолеты выбрасывали десанты. И те, кто уцелел от воздушных ударов, попадали под стволы десантуры. Хотя в начале войны мало было у «духов» средств ПВО, но и без них, только стрелковым оружием сбивали вертолеты. Крутясь в беспомощном штопоре, падали с небес наши ребята, а на земле догорали в своих машинах. Опасная у них служба была. Страшнее, чем у десантников, и процент потерь выше. И часто после боевых вылетов, водкой поминая подбитых товарищей, так и пели экипажи «вертушек»: «Нам не всем ракетой алой высветят право на посадку и на жизнь…».

В первое время в основном использовались многоцелевые вертолеты, которые выполняли функции как десантные, так и огневые. Вертолетов только огневой поддержки почти не было. А у десантных «вертушек» вооружение слабее, чем у огневиков. Вот и придумали усиливать штатное оружие вертолета приданными пулеметными расчетами. Спикировав на цель первым заходом, дает вертолет залп из ракет типа НУРС (НУРС – неуправляемый реактивный снаряд), на втором заходе ведет огонь из бортового оружия – пушек и пулеметов, а уж на третьем вираже откидывается десантный люк и приданный расчет стреляет из пулемета, без остановки на распыл ствола.

Довелось и мне на пару штурмовок слетать. Несколько пулеметных расчетов из нашей бригады на время прикомандировали к летному полку. Я стрелковое вооружение неплохо знал и стрелял хорошо. И вот мне всучили ПКМ и вместо раненого на последнем вылете пулеметчика отправили в небеса на штурм.

– Смотри, герой, штаны не замочи и все тут не заблюй, – снисходительно улыбаясь, говорит мне пилот, когда я, весь бледный, сел в десантный отсек.

– За собой смотри, – огрызаюсь я. А у самого от страха все мелко так подрагивает.

– Привяжи его, – отдает распоряжение летчик своему технику и, небрежно махнув рукой в мою сторону, идет в кабину вертолета.

Техник, молодой угрюмый парень в летном комбинезоне, цепляет на меня страховочную систему, по виду она почти как подвесная система парашюта.

– Как я люк откину, так сразу стреляй, – инструктирует он меня и просит: – Только смотри, меня не пристрели.

– Будь спок, – преувеличенно бодро заверяю я его, – солдат ребенка не обидит.

А самого уже легонечко подташнивать стало. Желудочный спазм, а куда деваться? Держись, солдат, дальше хуже будет.

Лопасти закрутились быстрее, еще быстрее, раз – и наша машина отрывается от земли. Куда летим? Это пилот знает, а мое дело маленькое: не обоссаться, не обрыгаться, не пристрелить техника, а дальше как будет, так пусть и будет. Минут тридцать летели, я уж как бы и привык, страх почти прошел, только легкий мандраж остался. А тут как понеслось: мама родная, как начали кувыркаться! Машина вверх пошла и сразу вниз, потом как дрогнула и на бок завалилась, двигатель взвыл, а я чуть ну это самое… в общем, хорошо, что специально за два часа до вылета ничего не пил и не ел. Машина опять взмывает вверх, я рук и ног не чую, голова кругом. Потом опять вниз, и грохот по ушам как даст, тут уж я догадался: это второй заход, а дрожь фюзеляжа – это отдача от стрельбы из пушки и пулеметов. Снова вверх, потом вниз, техник откидывает люк и отскакивает в сторону. Пожалуйте, товарищ десантник, ваш выход. Мотает меня, на ногах устоять не могу, так я на карачках подполз к отверстию-люку и пошел из пулемета шпарить. Куда? Зачем? По кому? Поток ветра в лицо бьет, глаза слезятся – ничего не вижу. Пулемет замолк, смотрю: лента на триста патронов пустая. Ну ни хера себе! За тридцать секунд виража все расстрелял. «Вертушка» снова вверх и на боевой разворот, а мне-то надо… ствол сменить – раз… пулеметную коробку пристегнуть – два… ленту заправить – три… не обрыгаться – четыре… и все это за несколько секунд. Успел. Еще пострелял, а уж про прицел лучше не спрашивайте, техника не пристрелил и то хорошо. Как вернулись, не помню, об одном только и думал: «Господи?! За что ж ты меня в десант-то отправил служить! За какие такие грехи?» Ну ладно, приземлились, вываливаюсь из борта. Шатаюсь. Пытаюсь брести, слышу:

– Эй, герой! Пулемет свой зачем нам оставил?

Оборачиваюсь, весь экипаж на меня любуется и зубы скалит. Возвращаюсь. Забираю ПКМ, пустые ленты, коробки и ухожу, век бы все ваши гробы летучие не видеть.

– Эй, пацан! – Это пилот меня окликает. – С крещением!

В таком-то месте такой-то поповской матери я бы такое крещение видел! А летун зовет:

– Обмыть надо! Новорожденный, проставляйся!

– Нет у меня ничего, – хмуро отвечаю летчику, – пойду я лучше домой.

– Стой, солдат! – Летун мне приказывает.

– Да пошел ты на… – борзо я так отвечаю, осмелел, значит, на земле.

Техник ныряет в фюзеляж, выныривает с фляжкой и сумкой.

– Ну и вали отсюда, долбоеб, если хочешь, нам больше останется, – ласково он меня провожает.

– Жаль, что я тебя не пристрелил, – огорченно заявляю я технику, а сам уходить передумал и к сумочке с фляжечкой все придвигаюсь и придвигаюсь.

Знаю, что во фляжке, знаю, что в сумке, там настоящее чудо! Летный аварийный паек. А в нем и спиртик, и копченая колбаска, разные прочие разносолы. На неделю паек рассчитан, витамины и калории все строго по науке подсчитаны, а уж вкуснотища, пальчики оближешь.

Летуны спирт водой разбодяжили и наливают мне полстакана. Пей! Ахнул я пойло летное одним глотком, а оно назад как поперло, да так быстро, раз – и плесканул из горла фонтан.

– Все-таки ты облевался, – тихо и грустно заметил пилот, разглядывая свой испачканный комбинезон.

Огорченно развожу руками: прости, браток, не специально я.

Коротко матернувшись, летчик лезет в вертолет и там переодевается. Выходит в форме. На мятой зеленой рубашке прицеплены погоны офицерские. Две полосы и звезда посередине. Ну ни х… себе! Надо же, на кого рыгнуть пришлось. Здравия желаю, товарищ майор! От неожиданности я в воинском приветствии поднес руку к головному убору, истерзанной выцветшей панаме.

– Что у тебя с рукой? – майор спрашивает. – А ну покажи!

А ладони у меня обожженные, когда раскаленный ствол пулемета менял, до мяса руки сжег.

– Да ничего, – прячу руки я.

– Слышь, Сема, – это майор технику приказывает, – позови пару бойцов из обслуги, пусть они этому расп…дяю помогут оружие до части донести.