Книга Танго для Кали - Олег Северный

— Лёня, извини, здесь жопа полная. Мне нужна помощь.

Люминос прибыл через полтора часа и застал два лежащих в разных комнатах тела. Одно из них могло разговаривать, но ни одно не могло встать. Леониду пришлось работать и сиделкой, и кухаркой, и медсестрой. Антон попросил, чтобы в первую очередь всем необходимым был обеспечен отец. Леонид накормил обоих, сделал отцу все необходимые процедуры и занялся Чёрным. Конечно, вылечить он его не мог, но снять симптомы и поставить на ноги на какое-то время было в его силах. Лёгкий расслабляющий массаж, несколько касаний в нужных точках, прогон энергии по меридианам, что-то поправить, что-то затянуть — со стороны могло показаться, что Люминос гладит воздух над распростёртым телом. Закончив, он приказал Чёрному не вставать до утра и уехал: у него было ещё несколько неотложных дел в Москве.

Ночь прошла тихо, утром Антон поднялся, как ни в чём не бывало. Боль прошла. Первым делом он поспешил к отцу и, уже открывая дверь, понял, что опоздал. Отец лежал на спине с открытыми глазами и не дышал.

В России родственникам умерших некогда предаваться горю — надо заниматься формальностями. Беготня и суета, морг, ЗАГС, крематорий, кладбище, справка один, по которой дают справку два, с которой следует получить бумагу три, и только тогда последний путь человека проложен и юридически завершён. Антону пришлось пройти по всем инстанциям самому — все эти документы выдают только родственникам, а родственником он был последним. Не считать же двоюродного брата, о котором Антон и слышать теперь не хотел. Он вертелся как белка в колесе и уже не в состоянии был чувствовать ничего, кроме бесконечной, тупой усталости.

На прощании присутствовали только свои — Калина, Баал, Люминос, Татьяна, известная в Сети как Night. Вся группа хорошо знала и уважала отца Чёрного, он всегда был рад видеть ребят у себя в гостях. Баал и Калина выкатили из катафалка гроб, Люминос подал знак. Молчаливые фигуры в чёрном одна за другой подходили к телу покойного, возлагали ладонь и мысленно желали уходящему доброй дороги и верного выбора на Той Стороне. Антон смог простоять всю церемонию, хотя спина снова давала о себе знать, и при ходьбе ему пришлось опираться на трость. Церемонию он почти не видел — то ли нервное напряжение превысило некий предел, то ли вмешалось что-то ещё, но он погрузился в состояние отрешённости и тишины, в котором не было мыслей, не было движения, не было цветов и теней. Какое-то дежурное чувство взяло на себя руководство телом, Антон исполнял всё, что следовало делать по ритуалу, но очнулся, только когда в могилу полетели первые горсти земли. Вздрогнул от рассыпчатого стука и осознал себя на кладбище на холодном осеннем ветру.

Когда всё кончилось, к нему подошёл Калина. Он был внимателен и серьёзен.

— Я прошу тебя заняться своим здоровьем. Чёрный, ты меня слышишь?

— Да. — Антон хотел только одного — добраться до дому и упасть. — Я слышу. Я займусь.

Все разъехались. Чёрный стремился домой, оказаться в тишине и покое, остановить безумный круговорот, сделать паузу, отдохнуть, да хотя бы попросту отдышаться под защитой знакомых и родных стен. Дома он присел на кровать, прислушался к пустоте и только здесь отчётливо и окончательно осознал, что отныне и бесповоротно он совершенно один. Он посидел немного, потом лёг и заснул. Утром встать на ноги он уже не смог.

Антон поднялся: организм настоятельно требовал своё. Немного задержался возле окна. Пару дней назад в него билась шальная птица. Наверно, она вымокла и замёрзла и просто стремилась в светлое тёплое помещение за стеклом. И невдомёк ей было, с каким ужасом смотрят на неё глаза человека, лежащего на узкой железной койке в вожделенном тепле. Теперь человек каждый день подходил к окну, как будто хотел увериться, что она улетела навсегда, что не ждёт его на соседнем карнизе. Птицы не было, был пустой мокрый сад, в глубине которого виднелось небольшое кирпичное здание. Летом его совсем не было бы видно из-за зелени, сейчас осень обнажила все человечьи секреты. Иногда к зданию подъезжали машины, из них выходили суетящиеся люди в тёмных одеждах, исчезали внутри, а через какое-то время оттуда в автомобиль загружали длинномерный предмет. Больничный морг — это всё, что Чёрному теперь позволено было созерцать.

В туалете он бросил взгляд в зеркало и ужаснулся. На него смотрел заросший щетиной измождённый субъект. Грязные нечёсаные волосы падали на пустые глаза, фигура перекосилась набок, как будто в нём лопнула обеспечивающая вертикальность пружина. На лбу поблескивали мелкие капельки пота.

— Смотри, Чёрный. — В таком состоянии уже вполне можно было позволить себе поговорить с зеркалом. — Ты забирался в тайники мироздания. Инопланетные пришельцы были тебе знакомы, как жители соседних домов. Ты гулял по мирам и даже прикоснулся к Невыразимому. Как оно тебе теперь здесь? Глотать горстями таблетки, валяться под капельницей и мечтать об уколе? Где теперь все твои Серые, Клэреот, Властелины Времени? Смотри — ты так похож на своего отца! С тобой кончено, Чёрный, с тобой всё кончено!

Его накрыла волна холодного страха. Эти волны повторялись несколько раз в день, прокатывались от макушки до пяток, заставляли разум исходить немым воплем и постепенно сходили на нет, оставляя мелкий противный озноб. А может быть, его познабливало всего лишь от постоянно державшейся температуры, небольшой, чуть выше граничных тридцати семи, но от того не менее противной. Антон постоял, держась за раковину умывальника, пока не ушёл страх, и похромал обратно в свой бокс.

В палате он был один — то ли ему так невероятно повезло, то ли сумели расстараться девчонки. Соседства в том состоянии, в котором он находился большую часть времени, он бы не перенёс. Он практически не покидал бокс, лишь ради самых необходимых вещей. Ребята принесли ему телефон и ноутбук, Интернет в этом боксе был, так что какая-то связь с внешним миром имелась. Ему не ограничивали и посещения, навещайте, пожалуйста, только не во время лечебных процедур. Только вот капельницу ему ставили одному из последних.

Антон лежал и сучил ногами, чтобы как-то заглушить боль. По игле в вену медленно уходил лекарственный препарат. Но вот в привычном ходе вещей появилось нечто новое — Антон ощутил, как будто мурашки забегали по его рукам и ногам. Волосы на руках встали дыбом, как наэлектризованные. Мурашки перешли в чувствительные точечные уколы, как бывает, когда конечности затекли и отходят. Или когда находишься в сильном поле энергии. Чёрный с удивлением прислушивался к себе, когда вдруг заметил, что поле зрения стало гораздо уже и на глазах сокращается. Он дотянулся до звонка вызова медсестры, надавил на сигнал и то ли шестым, то ли седьмым чувством понял, что звонок не работает. Кнопку приклеили на стену для красоты! Он мгновенно вспотел. Счёт шёл на секунды. Усилием воли задавив охвативший рассудок страх, он нашёл выход — нашарил и сильным рывком выдернул проклятую иглу. И тут накатил очередной приступ паники. Не помня себя, Чёрный вскочил с кровати и вылетел в коридор.

Коридор качался, как палуба корабля в девятибалльный шторм, Антона швыряло от стены к стене. Он попробовал отталкиваться от стен, чтобы как-то сохранять равновесие, вроде бы получилось. Нужно добраться до дежурного поста, там врач! Кажется, он растёт, он становится выше и выше. Нужно успеть, или его голова начнёт цепляться за лампы на потолке, а согнуться он не сумеет. Или сумеет — боли совсем нет? Ничего не болит, только искры плавают в густом вязком пространстве, а предметы приобрели красивый сияющий ореол. Антон вывел тело к заветному посту и разочарованно остановился. Пост был пуст! Так не должно быть. Да какая разница, что кому должно, если он никого не видит! А может быть, здесь вообще никого нет? Люди! Сестра! Он попытался кричать и сам не услышал своего голоса. Антон бросился бежать по коридору. Возле дверей палат он останавливался, заглядывал в дверь, не находил там женщины в белом и бежал дальше. Почему никого нет? Наверно, он умер. Да, он умер, но ему нужно найти сестру.