Книга Мы из будущего - Александр Шевцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Че это? Че за дела?!
Угрюмый солдат, сидящий на Черепе, отвесил ему затрещину и хрипло сказал:
— Кажись, свои.
Услышав родную речь от незнакомцев, Чуха было воспрял духом и заорал изо всей мочи:
— Не надо, дяденьки! Мы свои, свои…
Спирт вырвался, попытался встать, но получил удар прикладом по затылку и потерял сознание. Красноармеец для надежности пнул его сапогом.
— Ты смотри, какой прыткий.
Через минуту следопыты лежали в ряд на животах, со связанными за спиной руками. В лунном свете белели их ягодицы. Череп попытался повернуть голову и разглядеть напавших.
— Менты, чего беспредел творите? Мы не при делах, мы в лесу заблудились.
К нему нагнулся усатый солдат, вероятно старший из напавших.
— А ну цыц, пацан, разорался. Будешь шуметь, немцы и нас огнем накроют.
Второй солдат, помоложе, обратился к усатому:
— Старшина, они голые, как ангелы.
— Где портки оставили, голодранцы?
— Там, на берегу. Купались мы. Никого не трогали, — пояснил Борман.
— Ага, купались они. А потом, значит, решили побегать по лесу? А че, погода хорошая, почему бы тут не побегать?
Четверо солдат обступили связанных следопытов, с любопытством рассматривая их. Красноармеец, ударивший Спирта, пошутил:
— Да им же все равно, ангелам. Они же бессмертные. Это ты, Латынин, мин боишься, а у них по этому поводу предубеждений нет.
Латынин щелкнул предохранителем автомата.
— Так у них же, у херувимов, крылья. Взмахнул и перелетел минное поле.
Красноармеец, связавший Чуху, видно более серьезный, спросил усатого:
— Ну, что с ними делать, Емельянов?
Старшина опустил автомат, снял с себя плащ-палатку и накинул ее на Черепа, после чего скомандовал остальным:
— Плащи им дайте, стыдобу прикрыть. А ты, Елин, сходи к озеру, проверь, что там и как. Только осторожней, шуму не подымай — хватит нам этого концерта. А этих в штаб, там выяснят, откуда такие ангелы прилетели.
Латынин помог Борману подняться.
— Ну, вставайте, соколики. Расправили крылышки и полетели.
* * *
Утро следопыты встретили в окопе на передовой линии обороны, босиком, сидя по щиколотку в грязи. Из одежды на них были только плащ-палатки, тяжелые от влаги и грязи. Сквозь густой туман моросил мелкий дождь. Рядом стоял Латынин, держа пленников под прицелом автомата. Он с любопытством разглядывал следопытов, которых просто трясло от страха и холода.
— Ну и лето! Все, воспаление легких с гарантией, — заныл Чуха, шмыгая носом.
— Обстановочка! — тоскливо ответил сидевший рядом Череп.
— Спирт, ты думаешь о том же, что и я? — спросил Борман.
Спирт многозначительно кивнул:
— Если бы мне башку не расквасили, я подумал бы, что сплю. А так уж больно реальный натюрморт вырисовывается.
Череп закрутил башкой, ошалело таращась то на одного, то на другого.
— Я в толк не могу взять, где мы и что происходит?
Борман, стараясь держать себя как можно более спокойно, пояснил:
— Напрягись и постарайся понять — мы, как бы это так помягче сказать, в прошлое попали.
— В какое прошлое?
— В какое?! В наше что ни на есть прошлое, отечественное. И, судя по всему, самое героическое и боевое.
Череп затряс головой.
— Это что, как в кино, раз — и все?
— Я не знаю, как в кино, а это как в жизни. Раз — и все!
— Ой, блин… Я понял. Попали, — запричитал Чуха.
Латынин передернул затвор автомата.
— Разговорчики!
За его спиной появился старшина.
— Встали, хлопцы, и пошли за мной. Командир ждет.
Следопыты гуськом по свежевырытым окопам, хлюпая босыми ногами по холодной грязи, поплелись за старшиной. С удивлением они рассматривали новый для них мир. У пулеметных гнезд, у мест для стрельбы из окопа, у входов в землянки стояли и сидели плохо одетые бледные худые красноармейцы. Кто-то из них курил, провожая безразличным взглядом следопытов, кто-то просто спал, прислонившись спиной к стене окопа, кто-то завтракал, хлебая из котелка, — словом, текла обычная фронтовая жизнь, которую следопыты с детства видели во многочисленных фильмах о войне.
Наконец-то впереди показался знакомый блиндаж. Сейчас он был цел и невредим. Емельянов приподнял камуфляжную сетку, пропуская их внутрь. Следопыты переглянулись и не без трепета вошли. Это было действительно страшно — оказаться в том месте, куда скоро должна была прилететь смерть.
* * *
За столом сидел военный средних лет, в кожаной тужурке, бледный, небритый, с грязной бинтовой повязкой на голове. Следопыты сразу узнали политрука Карпенко. Его военный билет они рассматривали у костра.
Борман не без содрогания перевел взгляд на тяжелую кобуру с хорошо знакомым наганом. Невольно он обратил внимание на то обстоятельство, что в блиндаже нет женщины, отчего у него на душе сразу стало легче — значит, взрыв произойдет не сейчас. Он хорошо запомнил обстановку в разрытом блиндаже. В нем будут убиты политрук Карпенко, медсестра и четверо рядовых красноармейцев без оружия.
Политрук посмотрел на вошедших усталыми глазами.
— Вы кто такие? Фамилии? Часть? Почему в таком виде? Драпали, сволочи?
Борман сделал шаг вперед.
— Простите, мы… Как бы сказать… Это покажется бредом, но мы ваши потомки. — Затем Борман чуть более уверенно и с пафосом добавил: — Мы из будущего.
Карпенко и Емельянов переглянулись. Политрук нервно постучал ладонью по столу.
— М-да… Где это, парень, тебя так шандарахнуло? Советую прийти в себя.
Борман продолжал настаивать, хотя понимал нелепость ситуации:
— Это правда. Война давно кончилась. Мир давно.
Наступила пауза. Борман покосился на стоящего в проеме двери Емельянова. Карпенко, отведя взгляд в сторону, тяжело вздохнул:
— Мир… Ну и как, мы победили?
Следопыты хором, наперебой загалдели:
— Победили… Сделали гада… Все хорошо будет…
Карпенко оборвал их, резко стукнув кулаком по столу.
— А знаете почему?
— Наше дело правое — враг будет разбит! — Затем Борман, вспомнив, чем заканчивался основной лозунг той эпохи, добавил: — Победа будет за нами!
Карпенко встал из-за стола и подошел ближе к следопытам.
— Правильно, а знаете почему? Потому что каждый должен быть на своем месте. Каждый! Приказ наркома обороны номер двести двадцать семь от двадцать восьмого июля слышали — ни шагу назад?