Книга Лучший из миров - Наталья Колпакова

– Это свои, так? – Куратор нервно облизнул губы.

– Не знаю, куратор. – Румил с сомнением покачал головой. – Пока я воздержался бы от выводов…

– А я нет!

Повисла пауза. Куратор молчал сосредоточенно и зло, собираясь с силами, кнутом воли загоняя себя в жесткую схему начальственного поведения. Румил – пусто и свободно, без эмоций, без нетерпения, как зверь в минуту отдыха. Продолжать опасную перепалку не имело смысла. Оба знали ответ. Кроме своих, некому, в том-то и дело! Короткая передышка позволила обоим поостыть. Заговорщики неосознанно сошлись ближе и, внешне сохраняя нейтральный тон диалога начальника и подчиненного, начали совещаться.

– Так, я прощупаю магов, а ты займись Орденом.

– Мои все чистые…

– Думай, ищи. Должно быть что-то… Подумай, что скажешь ловчим. Надо как-то объяснить потери, чтобы лишние слухи не поползли!

Румил поморщился. Куратор что, в самом деле надеется замолчать факт гибели двух групп с интервалом в один день? Групп, ушедших ни много ни мало как во Второй мир с какой-то таинственной миссией, – ребята получили задание уже на той стороне Прохода. Магистр буквально чувствовал, какая густая, жирная вонь исходит от всего этого дела, и только случайный пришлец вроде их нового куратора мог рассчитывать, что ловчие не уловят этой вони и не зададутся естественным вопросом: почему, а главное, ради чего погибли их товарищи.

– Так что с оборотнем?

– Ее потеряли, но она все еще там, во Втором мире, это точно. Сама Проход не откроет. Наблюдатели пытаются рассчитать ее маршрут, рано или поздно кто-нибудь ее нащупает.

– Хорошо, если так, – буркнул куратор. Он как-то разом помрачнел и сник, будто недавнее тревожное возбуждение истощило его и на залатывание маски не осталось сил. – Попробуйте взять ее живой, но особо не усердствуйте. Если что-то пойдет не так, уничтожайте без колебаний. Никто не знает, на что она способна…

Румил слушал, стараясь не глядеть на начальника. Ему было горько и противно. Тот вяло махнул рукой:

– Ладно, Румил, не напрягайтесь раньше времени. Беды тут никакой нет. Отловим другого третьемирца, посмирнее. Но этот, который ей помогает, – вот он не должен уйти. Ни в коем случае! Уничтожить сразу, на месте, без разговоров…

Магистр Ордена ловчих ощутил прилив свежего, юного, давно забытого бешенства. В два шага сократив дистанцию до угрожающе тесной, он яростно выплюнул в лицо начальника:

– Другого, значит, отловим? И концы в воду? Трое, а скорее, шестеро моих людей погибли! Понимаешь ты, шестеро! Ты просто попользовал их втемную, ты клялся, что дело совершенно надежное…

– Тихо!

Куратор отшатнулся и забегал глазами вокруг, то ли ища, кого позвать на помощь, то ли желая убедиться в отсутствии свидетелей.

– Думай, о чем говоришь, магистр. И где. И кому…

Румил отступил, мягко, как кошка, выбирающая позицию получше. Отвесил начальнику уставной полупоклон:

– Ладно. Сделаю, что могу. Но помни…

Двое суток он кружил по городу в надежде наткнуться на след. Напряженное всматривание в окружающий мир и расслабленное, рассредоточенное вслушивание в себя. Голос звучал едва уловимо, временами слабея до шепота, почти дыхания, временами становясь вовсе неслышным, но никогда не замолкал совсем. Дан не всегда мог различить его, но он был, он продолжал звучать. И таинственный инстинкт ловчего будоражил, истончая нервы, изводя, не давая отдыхать, есть, спать. Затяжная ловля, как всегда, завладела им полностью, не оставив ни времени, ни сил на пугающие догадки и тягостные сомнения. Как всегда, Дан не задавался вопросом, зачем ищет оборотня. Тварь нужно найти, вот и все. Многолетнее, с детства, обучение и последующие годы службы делали невозможным сам этот вопрос «зачем», тем более сентиментальный – «за что». Вопросы – только для своих: преступников, отступников, негодяев, выродков всех мастей, но своих. Их нужно поймать затем, чтобы судить, а после казнить или наказать. За что – тоже понятно, за совершенные преступления. Оборотень, кровожадная тварь из преисподней – дело иное. Он должен быть уничтожен не за что-то, а просто потому, что он оборотень. Демон, абсолютное зло. Какие уж тут сантименты! И сейчас, как почти всю взрослую жизнь, Дан делал свое дело.

Голос звучал, звал, нашептывал, морочил голову, не превращаясь в подлинный Зов – неодолимый, безошибочный, выводящий на цель вернее прямого зрения. Дан отключил мобильный и почти не появлялся дома, разве только переодеться и порыться в Сети. К исходу третьих суток следы твари буквально испещряли мысленную карту громадного города, но делу это не помогало. Чудовище перемещалось невероятно быстро, словно под властью того же невыносимого внутреннего зуда, который опустошал самого Дана. Хуже того, в его передвижениях не просматривалось никакой логики. Порой казалось, оборотень бессмысленно мечется с улицы на улицу, из района в район, но Дан гнал эту мысль как заведомую ересь. Хитрая бестия, носительница абсолютной магии не просто так забралась сюда, как лиса в курятник. Есть у нее цель, есть и логика в блужданиях, вот только постичь эту логику, наверное, под силу лишь демону.

Проулки, дворы, тупички, подворотни. Помойки, помойки, помойки… Погода заметно испортилась, затяжное лето как-то вдруг сдалось, пало, утопло в холодных лужах. Дан безнадежно промочил ноги еще в первый день ловли и теперь просто не успевал высушивать кроссовки, не до того было. Форсируя очередной квартал, загроможденный машинами – одни в самопальных гаражах, другие просто так, голышом, – он постыдно спикировал макушкой вниз через громадную трубу теплотрассы. Хорошо еще, физиономия не пострадала. И без того постоянное напряжение и недобритость однозначно лепили образ мелкого бандита.

Он замечал все, любую странность, даже самую невинную, любую мелочь, даже самую неброскую. Истерически-возбужденная и в то же время перепуганная едва не до обморока собачья свора – небольшая, четыре взрослых дворняги, но все рослые и массивные. Распотрошенная голубятня. Длинные шрамы от когтей на стволе осины – следы как следы, киска когти поточила, но на высоте его роста. И, как украшение коллекции, отпечаток босой ноги. Узкая ступня в толстом слое грязи, у пролома в ограде пустующего детсада, в зазоре между двумя дождями. Оборотень прошел здесь слишком давно, чтобы пробудился Зов, и все же это было сродни встрече лицом к лицу – прямая, весомая улика, вещественное свидетельство присутствия Зла среди людей. Дан почти видел, как удлиненная пятка, сизая от холода, погружается в вязкую грязь, и сама собой дорисовывалась над глубоким следом острая выступающая косточка.

Однажды он услышал, как она уезжает. Он, наконец, поймал след и шел по нему уверенно, почти не рыская, как приросший носом к земле спаниель. Голос уже не шептал и не ломался дискантом, он обретал глубину и звучность, прорастая Зовом. Рядом, ближе… В какой-то момент, растворившись в стихии преследования, Дан зацепил волну оборотня. Имелась у него такая способность, не ясновидение, конечно, скорее эмпатия. Мгновение неконтролируемого падения в шкуру твари – и вот он уже вздрагивает от озноба, вздыбившего волоски на чужой коже. Дальше – лавина ощущений, ярких, кричащих, требующих внимания и ответа, отталкивающих друг друга, как невоспитанные дети, рвущиеся к вазочке с вареньем. Ужас, любопытство, благодарность, тоска… Одиночество… Как они умудряются существовать в таком режиме, эти демоны?! Он едва не лишился рассудка за считаные секунды, мысли вспарывали мозг, переживания душили, рвали сердце на части. Все закончилось столь же внезапно и неуправляемо, как началось. В свое время Дан так и не смог развить этот дар в управляемый навык. Слишком важен был другой, главный Дар, и все, что угрожало его совершенствованию, пусть даже полезное само по себе, решительно приносилось в жертву. Но яркая вспышка жизни, самого ее вещества, испытанная в краткий миг врастания в демона, поразила Дана к собственному его неудовольствию. Глубина, сложность, полнота. Какой невероятно насыщенный, многогранный, красочный мир! Признаваться в этом было почему-то неприятно. Да, чрезмерность, да, усложненность, все в избытке, всего через край, и эта стихийность, произвольность, бесноватость – и все же…