Книга Патроны не кончаются никогда - Михаил Ахманов

ВЕДУЩИЙ. Психическое состояние?..

МАГИСТР. Да. Они не просто сосут кровь, но наслаждаются страхом гибнущего человека. Выбирают тех, кто сознает ужас происходящего особенно остро, кто молод, здоров и хорош собой. Пожилые люди для них – товар низкого качества, как и бомжи или нищие. Впрочем, это не дает гарантий безопасности, хотя они предпочитают молодых. Пик приходится на девочек и девушек в возрасте от двенадцати до двадцати лет – это, так сказать, пища для избранных, для кровососов высшего разряда. У недавно обращенных инициантов запросы скромнее – дети-несмышленыши, старики, недужные… Никто не гарантирован от нападения.

ВЕДУЩИЙ. От нападения и, возможно, продажи, не так ли?

МАГИСТР. Да, продажи. Не секрет, что у нас процветает торговля людьми.

ВЕДУЩИЙ. В связи с этим еще один вопрос. Наш зритель любопытствует, какова стоимость девочки двенадцати-тринадцати лет.

Мрачная напряженная тишина.

МАГИСТР (говорит глухим от ярости голосом). Ты меня слышишь, любопытник? Слышишь?.. Я знаю, какой ты породы! И я до тебя доберусь, ублюдок, приласкаю клинком по темечку! Девчонку захотел?.. Ну, будет тебе девчонка – сорок пятый калибр, в стальной оболочке! Я тебя, гад зубастый…

ВЕДУЩИЙ. Просим извинения у телезрителей. Мы вынуждены прервать передачу по техническим причинам.

Снова в деле

Церковь Пресвятой Великомученицы Елизаветы стоит на углу Третьего Берендяевского и Мучного проезда. Не знаю, от кого святая пострадала, кто и как ее пытал, но, если судить по церкви, жизнь ее была великим подвигом благочестия: церковь воздвигли капитальную, из розового кирпича, о пяти куполах и с колокольней-звонницей. При этой колокольне и обретался дьяк Степан, в миру Викентий Кобылин – имелась у него каморка под лестницей, где он ночевал, приняв грех на душу. Его грехи тянули минимум на литр, и потому я заскочил в ближайший магазин и приобрел три пузыря «Сибирской».

Попу, то есть отцу Варфоломею, никаких подношений от меня не предвиделось. Не уважал я этого попа – лопоухий тип, слишком уж благостный видом да пугливый, но при этом себе на уме. К тому же крепкую святую воду он творить не мог, а это верный признак малодушия. Ну, что не доделано попом, то исправлено дьячком… Хотя, конечно, факт удивительный – у попа, такого обходительного и безгрешного, вода не получается, а пьяница-дьяк ворожит безотказно. Выходит, было нечто в Степановой душе, дававшее его закляитям силу, и думаю я, что с религией его талант никак не связан. Особый паранормальный дар?.. Возможно, все возможно. Вспомнишь о Лавке, так поверишь в любые чудеса.

Отец Варфоломей встретил меня у двери, перекрестил, умильно улыбнулся и произнес:

– Водичка приготовлена, но это, сын мой, еще не все – есть к тебе другое дельце.

– Какие проблемы? – буркнул я, переступив порог. Железки под плащом негромко звякнули – без оружия я из дома не выхожу.

– А это тебе объяснят вскорости. – Улыбка попа стала еще умильней. – Сам архимандрит пожаловал, отец Кирилл, ректор духовной семинарии.

Про отца Кирилла я знал лишь то, что он в советниках у митрополита Евсевия и близок к думским фракциям ВНУО и ЗПО[2]– то бишь видный клерикальный политик, а я к таким питаю неприязнь. В общем, лопоухий поп меня не порадовал – можно сказать, даже слегка ошеломил. На секунду я замер, соображая, не развернуться ли восвояси, но чувство долга победило. В конце концов, архимандриты и попы столь же нуждались в моих услугах, как и прочие заказчики, – все мы люди-человеки, и все не любим, когда сосут нашу кровушку. Так что я пожал плечами и проследовал в ризницу, она же – кабинет отца Варфоломея.

Там сидел суровый тощий старец в монашеском облачении. Седая борода по грудь, из-под нее свисает серебряный килограммовый крест, глаза выцветшие, щеки бледные, губы сухие, и на роже – византийское коварство. Такому проповеди читать про гнев божий, Страшный суд и геенну огненную да приговаривать в церковном трибунале к сожжению либо отсылке в монастырь в арктических снегах. Словом, не понравился мне архимандрит Кирилл. Я ему, кажется, тоже – зыркнул он на меня неласково.

– Господь с тобою, брат Варфоломей. – Голос у пожилого ректора был неожиданно сильным и звучным. – Можешь удалиться. Более ты мне без надобности.

Поп исчез, а мы с отцом Кириллом уставились друг на друга, все больше проникаясь взаимной неприязнью. Наконец архимандрит поскреб в бороде и сказал:

– Что же ты, раб божий, входишь в храм с оружием? Или под твоей хламидой вериги звякают?

– Вериг не ношу, – сказал я, садясь на лавку и распахивая плащ. – Моя профессия этого не требует.

Архимандрит покосился на мой арсенал и хмыкнул с неодобрением.

– Воистину сказано: узнаешь кузнеца по молоту, а рыбаря – по сети… Петр Дойч имя твое, и ты – из Гильдии Забойщиков?

– С утра было так, – ответил я.

Старец уставился в потолок, будто вид мой был ему омерзителен, и произнес скучным голосом:

– Значит, ты Забойщик и носишь имя святого апостола. Говорили мне про тебя, Петр Дойч, много чего говорили… про общество призрения болящих, и про некий банк, и про ведьму-дьяволицу, полюбовницу Дракулы, гореть ему в аду… Еще говорили про двух сатанинских отродий, сгубивших раба божьего Вырия, и про то, как был он отомщен… Про школу говорили, про детский приют и про разгром супостатов, учиненный на Новодевичьем кладбище… Твоя работа?

– Да, – признался я, соображая, что старец неплохо информирован о моих подвигах. – Только не приют то был, а детский садик «Василек» в Измайлове. И на Новодевичьем я не один геройствовал, а с бригадой. Шестеро нас было – четыре Забойщика и пара учеников.

– Это без разницы, – молвил батюшка Кирилл, окатив меня ледяным взглядом. – Все одно, ты лучший.

Ну, лучший так лучший, молча согласился я и стал ждать продолжения. С этим не задержалось.

– Есть в тебе надобность у святой матери-церкви, – произнес архимандрит. – Готов ли ты послужить ей, раб божий?

– Готов, – ответствовал я. – Для матери-церкви у нас особые тарифы – скидка пять процентов с любой акции.

Старец небрежно отмахнулся.

– В деньгах ли дело? За этим мы не постоим. Была бы только польза… Миссия… хм-м… тайная и щекотливая. Его поручение! – Он показал глазами вверх.

– Митрополита? – спросил я. – Или самого патриарха?

– Господа нашего! – рявкнул старец и перекрестился. – А что поручено Господом, то должно быть исполнено!

Его бледное лицо вдруг раскраснелось, и глаза уже не казались выцветшими – молнии сверкали в тех глазах.