Книга Точка падения - Юрий Бурносов

Пауль же был мрачен, даже еда и выпивка его не радовали.

— Ты чё, чува-ак? — спросил Аспирин, нацеливаясь на второе яйцо.

— Прикинь, сидел вчера дома, пил чай для похудания, — уныло поведал Пауль. — На вкус обычный каркаде! Так что мне кажется, разводят так людей. Причем сделан в Польше! Какой там чай?! Откуда?! Она, конечно, страна сельскохозяйственная. Ну, там, шпикачки всякие знаю, водку «Гросовку» и «Краковскую» пил. Но, блин, чай для похудания?! Жесть какая-то!

Пауль в сердцах схватил бутылку пива, зубами сорвал крышечку и выпил залпом. Рыгнул и лег на спину, уставившись в небо и злясь на поляков, которые его развели с чаем.

Даже на месте дуболомов из комендатуры я не заподозрил бы неладное — уж слишком все было пасторально, несмотря на наши гадкие рожи. Выйди из-за кустов бузины пастушок с дудочкой и белоснежными козочками, я бы не удивился. Но вот профессор выглядел беспокойно, я никак не мог понять, что ему не по душе. Вокруг никого, водка-закуска, наливай да пей. Но и на водку профессор посматривал как-то с опаской. Я уж было подумал, что, может, у нас профессор сверхчувствительный, и Зона его аж тут достает. Потом отогнал эту мысль, как глупого комара, и решил Петракова-Доброголовина как-нибудь расслабить.

— Выпьем? — предложил я, не церемонясь.

Профессор дернулся, посмотрел на меня испуганно и промямлил:

— Мы же… вы же… собирались научиться прибором управлять. А если мы выпьем… вы выпьете, то когда же?…

Ах вот оно что! Я быстренько прокрутил в голове окончание вчерашней пьянки и сообразил, что для человека, непривычного к сталкерским аппетитам насчет спиртного, все это кажется диким. Я не подал вида и серьезно сказал:

— Хорошо, профессор, давайте о деле. И, кстати, где ваш замечательный прибор?

— Лично мой замечательный прибор всегда со мной, чува-ак! — сказал Аспирин, и все заржали. Нет, профессор не заржал. Он подошел к джипу и достал из багажника небольшую спортивную сумку.

— Собирайтесь, девки, в кучу, — велел слегка повеселевший от пива Пауль. — Инструктаж. Позырим, что там принес ученый человек.

Ничего особенного, надо сказать, ученый человек не принес. С виду прибор был похож на кофеварку: ту самую, которая у меня сломалась с утра. Из черной пластмассы, с рукоятью сбоку, несколькими сенсорными кнопками, подобием колбы из небьющегося, как я надеялся, стекла. Весил больше, чем казалось на первый взгляд, — килограмма три.

— Похож на кофеварку, чува-ак, — подтвердил мои опасения Аспирин.

— Немного похож, согласен. Собственно, все просто, — сказал профессор. — Вот кнопка включения. Элементов питания должно хватить на все время похода, к тому же у меня есть запасные, а еще он немного подзаряжается от солнца — видите, вот эта матовая пластина? — но лучше экономить энергию. Кнопка включения запускает только батареи, а нейтрализатор включается так.

Он ткнул пальчиком в другой кругляшок, и все отшатнулись от «кофеварки». Петраков-Доброголовин испуганно обвел нас взором.

— Ты что, с-сука?! — прошипел Соболь.

— А… — понял профессор. — На людей прибор никак не действует. Абсолютно никак.

— Уверен?

— Я же держу его в руке, — выразительно сказал Петраков-Доброголовин, приложив руку к сердцу.

— Да мне на тебя посрать, — буркнул Аспирин. — Мне, чува-ак, главное, чтобы я сам был цел. Мало ли чего он у меня нейтрализует. Вот я вечером проверю, если что не так сработает — я тебе этот прибор всуну знаешь куда?!

— Успокойтесь, — нервно сказал профессор. — Я же говорю — на людей не действует.

— Не моросите, братва, — поддержал Петракова-Доброголовина Пауль. Видимо, заинтересовался всерьез.

Мы придвинулись поближе, профессор еще раз показал, где включать питание, а где — нейтрализатор.

— А другие кнопки зачем? — подозрительно спросил Бармаглот. — И я вообще пока не понял, что это за фигня.

— Эта фигня нейтрализует бюрера, — пояснил я на правах старшего и знающего.

— И хули? Вырубает, что ли? Так его можно из ствола шлепнуть… — сказал Соболь.

— Нейтрализует, — повторил за мной Петраков-Доброголовин. — То есть бюрер теряет свои способности, пока прибор включен. Этот может нейтрализовать двух-трех бюреров, а нам больше и не нужно.

— Ага, — понял Пауль. — То есть перед нами уже не телекинетик, а просто кусачий карандух. Взял за жопу — и в мешок.

— Так, — подвел черту Аспирин. — Значит, мы приходим себе к бюрерам — кстати, я тут местечко знаю, где они недавно обжились, их там негусто пока, говорили мне, — включаем эту штуку, ловим двоих и уносим.

— Примерно так, — закивал профессор.

— Заказчику нужна пара, — добавил я, внимательно глядя на Бармаглота. Остальные в общих чертах уже знали, он — нет. И мало ли что мог придумать.

— Они ж сдохнут, — сказал Бармаглот, начиная, видимо, заранее жалеть бюреров.

— Нет. Бюреры вне Зоны живут, причем достаточно долго, — возразил Петраков-Доброголовин. — Это проверенный факт, другое дело, что никто об этом пока не писал.

— Хорошо. Я с вами, — сказал Бармаглот, откупоривая себе пиво.

Еще бы он отказался.

Бутылки стремительно пустели, никто уже особо не заботился тем, насколько прожарен шашлык — горячее сырым не бывает. Пауль и вовсе бросил закусывать, только методично и молча вливал в себя попеременно водку и пиво. Профессор подобрался ко мне поближе и робко потянул за рукав:

— Господин Упырь?

Бармаглот, услыхав этот лингвистический изыск, согнулся пополам от смеха. Ржал он так, что аж задохнулся и закашлялся. Соболь невозмутимо похлопал его по спине и сказал наставительно:

— Поучился бы лучше хорошим манерам у интеллигентного человека.

Профессор покосился на Соболя подозрительно, но решил не вступать в полемику. Поскольку он настойчиво тянул меня за рукав, пришлось среагировать.

— Чего? — кратко и невежливо спросил я.

— Вы же обещали мне, что завтра с утра… У меня нет возможности еще раз запрашивать информацию…

Я уставился на профессора недобрым взглядом:

— У вас какие-то проблемы, Петраков-Доброголовин?

— У меня — нет! — испугался профессор. — Но вы… вы же не в состоянии будете завтра… после такого количества… Да еще два дня подряд…

Вся компания грохнула дружным смехом. Я незаметно подмигнул Аспирину и, взяв профессора за верхнюю пуговицу его кацавейки, начал крутить ее, глядя мутными глазами куда-то в сторону.

— Ты вот что… прохвессор… ты бы выпил, а? А то сидишь букой, не кушаешь. Нехорошо. Сталкеров не уважаешь?

Я нарочито растягивал слова и добавил голосу угрожающих интонаций. Профессор заметно струсил, беспомощно оглянулся вокруг. Ребята, подыгрывая мне, скроили мрачные рожи и придвинулись поближе. Петраков-Доброголовин заволновался уже не на шутку.