Книга Точка падения - Юрий Бурносов

Потом к нам подходили сталкеры, не чокаясь и ничего не говоря, выпивали по рюмке, снова отходили. Обстановка была на редкость тягостная, как оно обычно и бывает, если ты вернулся, а брат, который ушел с тобой, остался в Зоне.

Еле слышно грохотали РСЗО — зачистка Периметра продолжалась, что им сделается. Лейтенант Голованов на гауптвахте не сидел, я его видел с утра на бульваре, но подойти и спросить, как там идут дела, не решился. По крайней мере капитана Колхауна уже похоронили на военном кладбище с почестями, салютом и расплывчатой формулировкой «погиб при исполнении служебных обязанностей». Кажется, даже дали посмертно какой-то орден.

Пассажиры разъехались по домам. После происшествия на Периметре я, как и полагал, никого больше не видел, занимались ими другие люди — комендатура, прокуратура, некие международные независимые организации.

Не знаю, чем закончилась история со сбитым самолетом для них — может, пообещали выплатить компенсации или еще чего. Газеты ничего не писали, а значит, все молчали. До поры или же навсегда. Потому и с нами обошлись крайне наплевательски — не трогали совершенно, словно и не случилось ничего. Сначала, конечно, попинали немного, но куда ж без этого — главное, что потом отпустили и не вспоминали более.

Я поежился — мешала повязка. Рана оказалась не слишком опасной, но болезненной — дышал я с трудом, рукой двигал тоже неважно, даже стакан приходилось держать левой. А сталкер, который плохо обращается со стаканом, недорогого стоит.

— Что будем с кофеваркой делать, чуваки? — спросил Аспирин, чавкая. — Я ж ее подобрал, детальки собрал даже в карман. Может, не все, конечно, их пораскидало прилично…

— Попробуй починить, — буркнул Соболь.

— Шутишь, да? — обиделся Аспирин. — Ее надо ученому какому показать.

— А он у тебя есть, ученый?

— Прямо щас, конечно, нету. Но их же тут полно шляется.

— Ага. И ты подойдешь и скажешь: вот чудесный прибор, нейтрализующий бюреров. Купите! И сунешь разбитую кофеварку в газетке. Я бы на месте ученого в морду тебе заехал.

— Чуть что — в морду, — еще сильнее обиделся Аспирин. — Ну и ладно. Без вас схожу, есть один чувак, я его на рынке видал — вместе воблу покупали. Он вроде из ученых как раз. Может, чего полезное и выйдет, но вам уже хрен тогда, а не дивиденды!

Все помолчали, потом выпили, еще помолчали.

— Эх, — сказал Аспирин. Ему, видать, не молчалось. — А я попробовал позвонить.

— Кому? — не понял я.

— По номеру, который профессор набрал. Ну, «восемь».

— Тю, — невесело засмеялся Бармаглот. — Это ж первая цифра. Дальше он сказать просто не успел, помер.

— А вдруг такой специальный секретный номер из одной цифры, чува-ак?! Я позвонил — ничего. Гудит, но никто не отвечает.

— В башке у тебя гудит, — сказал я. — Выпей-ка, пока есть на что пить.

— Может, надо было подождать? Приехали бы эти… заказчики… — предположил Соболь. — Профессор-то не сам по себе тут корячился, он же постоянно говорил — над ним люди есть. А вдруг заявятся, спросят: где наш хабар?

— Да они уже давно знают, что профессор их погиб на Периметре, никакого хабара никто не выносил — это им любой комендантский шнырь за бутылку сольет… Слил уже, если точнее. Хватит, братва, этот номер мы отработали пусть и даром, но красиво. Пить давайте, — напомнил я.

Мы снова выпили, над столом опять повисло трагическое молчание. Нарушил его, само собой, Аспирин.

— А поп-то? Интересно, как он там? Небось уже бюреров… как это попы делают…

— Окормляет? — подсказал сведущий в православии Соболь.

— Во. Окормляет. Квалитетный чувак этот поп, как Пауль сказал бы…

При упоминании Пауля Бармаглот снова налил. Выпили, закусили квашеной капустой. Снова замолчали, и угадайте, кто был нарушителем молчания?

— Опа! Чуваки, смотрите, кто идет!!!

Мама Ирочки, та самая блондинка, подошла к нашему столику и застенчиво сказала:

— Привет, ребята. Можно мне сесть?

Аспирин и Соболь одновременно вскочили, чтобы придвинуть ей стул, столкнулись и едва не упали по причине изрядного упития. Мама Ирочки села на краешек Аспиринова стула, Соболь помрачнел.

— Поминаем вот, — сказал Бармаглот.

— Понимаю… Можно мне?

Бармаглот пожал плечами и налил ей полстакана перцовки. Мама Ирочки осторожно взяла ее, понюхала и выпила мелкими глоточками. Даже не поперхнулась.

— Спасибо вам большое, — сказала она. — За Ирочку, за то, что вы нас спасли.

— Да не за что, — махнул рукой Соболь. Похоже, его злость на нерадивую мамашку прошла, вон как со стулом-то суетился! А не так давно Излому ее скормить собирался.

— Я… Я хотела… — замялась мамаша, потом открыла сумочку и решительно положила на стол замшевый мешочек. — Спасибо. Я пойду, ребята.

Мы проводили ее пьяными похотливыми взглядами. Когда мама Ирочки поднялась по ступенькам и исчезла за дверью, я непослушными пальцами развязал тесемочку и высыпал на стол содержимое.

Тишина стала еще тише, если так можно выразиться. Потом Аспирин сорвал с головы бейсболку и накрыл ею изрядную кучку драгоценностей.

— Вот зачем она в самолет так рвалась, — припомнил я. — Я еще подумал, муж там у нее… А оно — вон чего!

— От кого не ожидал… — проворчал Соболь.

— Как поделим? — спросил Аспирин, садясь.

— Разберемся, — сказал я. — Спрячь пока. И наливай. Аспирин спрятал драгоценности в сумку, Бармаглот налил перцовки. Я поднял стакан, внимательно посмотрел янтарный напиток на просвет…

— Абанамат! — раздалось сзади.

Мы все как по команде обернулись. Но это всего лишь пьяный сталкер из новичков споткнулся о ступеньку и упал.

Брянск — Москва — Академгородок — Москва