Книга Черное солнце - Грэм Макнилл

— Как далеко мы продвинулись? Сколько нам еще осталось идти? — крикнул Пазаниус.

Уриэль ухватился за переборку, благодаря Императора за то, что та все еще была довольно осязаема в меняющейся реальности, и снова потряс головой, Хотя от этого движения к горлу подкатывала непреодолимая тошнота.

— Какого ты ждешь ответа? Ты же сам прекрасно видишь, что любой предмет меняется ровно в ту секунду, как ты на него досмотришь.

— Мне кажется, что мы уже у цели, — сказал Пазаниус, направляясь к месту, похожему на мраморный атриум гимназиума. Хотя сейчас на его месте пространство было вывернуто — сводчатый потолок прыгал под ногами, а над головой маячил пол. Здесь измерения свихнулись окончательно.

Уриэль кивнул, собрался с силами и ринулся вперед, но спазм вновь скрутил его желудок, когда воин, спотыкаясь, вошел в атриум. Глаза говорили ему, что он идет по полу, но капитан готов был поклясться, что его подошвы скользят по выгнутой поверхности перевернутого купола. Он чувствовал, что под ногами у него бронированное стекло купола атриума.

Уриэль посмотрел вниз, и к горлу снова подкатила тошнота. На этот раз позыв сдержать не удалось. Он упал на колени, и его вырвало. Рвотные массы пенились и протекали сквозь сталепласт.

Это был вари во всей своей красе — ядовитый и невыносимый для глаз. Желчная злоба Имматериума предстала в простом и одновременно пугающем виде, насилуя что-то потаенное в человеческом разуме, который был не в силах постичь происходящее. Ни одно живое существо не могло выдержать этого кошмарного напряжения.

Уриэль осознал, что его взгляд прикован к отвратительной цветовой палитре варпа — мерзкой грязной болячке пепельно-желтого цвета. Смотреть на него было невозможно, а не смотреть — тоже. Варп все изменял, рассеивал внимание и вторгался в сознание. Подлые, грязные мысли вылуплялись из непотребной каши, и Уриэль понял, что ему предстоит познать, какие ужасы способны всплыть из глубин его души. И то, с чем он боролся всю свою жизнь, одолеет его и погрузит в пучину безумия.

Латные перчатки сжали его плечи и дернули вверх. И в тот же момент он всем своим существом ощутил слепую ярость варпа, у которого отобрали лакомый кусочек кристально чистой души и здравомыслия.

— Не смотри на это! Закрой глаза и не открывай их! — прокричал Пазаниус, с трудом отрывая Уриэля от поверхности купола.

Уриэль слышал настойчивый зов, который сулил ему могущество и неземные наслаждения, если он перестанет сопротивляться. Хаос требовал от него, чтобы он и дальше созерцал ужасное великолепие варпа, но Уриэль не открывал глаз, не желая отдавать свою душу Имматериуму.

Наконец, задыхающиеся и вымотанные, Уриэль и Пазаниус выбрались из атриума, избежав коварного обольщения варпа. Ультрамарины чувствовали, как слабость и тошнота отступают по мере того, как они отходят от опасного места.

Уриэль поднял глаза, вязко кашлянул, сплюнув остатки рвоты, и сказал:

— Спасибо тебе, мой друг.

Пазаниус только мотнул головой:

— Нам туда! Вход в гимназиум должен быть вон за той аркой.

— Да, похоже, что так, — согласился Уриэль, сражаясь со слабостью. — Будем надеяться, что он все еще там.

Спотыкаясь, Космодесантник прошел через арку и заглянул в зал.

— О нет, — только и прошептал он, пораженный открывшимся видом.

Вместо арочных окон тренировочного зала перед ними возник широкий коридор, украшенный вычурными панелями. Он вел к земляной арене, которую трудно было окинуть взглядом. Что было еще неправдоподобнее, так это то, что над ареной была не крыша, а словно подсвеченное снизу темно-малиновое небо с мерцающими кроваво-красными облаками.

Уриэля оглушил отчаянный хор мучительных воплей, который отдавался эхом в коридоре и стиснутом острой болью черепе. Эти ужасные крики были лишь отдаленно похожи на человеческие.

Его желудок опять сжался — густой запах свежей крови перебивал все другие.

Солдаты с Макрэйджа-808, за которыми шли Ультрамарины, были здесь, но полк, готовый сражаться во славу Императора, превратился теперь в исступленно визжащие кровавые ошметки.

Люди корчились на земляном полу, пропитывая его своей кровью. Они безуспешно пытались сражаться с противником, атакующим из-под земли. Костяные, даже без намека на кожу и мышцы, руки тянулись прямо из пола, хватали воинов и рвали их когтями. Уриэль активировал меч и бросился на арену, но его ноги провалились в мягкую болотистую почву, сочащуюся красноватой жидкостью. Кости и ухмыляющиеся черепа отсвечивали белым сквозь бурую землю, и Уриэль понял, что земля напитана отнюдь не водой, а только что пролитой кровью.

Его ум лихорадочно заработал, прокручивая все возможные варианты действий. Сколько же должно быть пролито крови, чтобы твердокаменная почва арены, утоптанная множеством солдатских сапог, превратилась в вязкое болото? Сколько артерий фонтанировало кровью, чтобы утолить отвратительную жажду этой темной земли?

Уриэля передернуло от ужасного зрелища — мужчина, который был уже наполовину в земле, жутко кричал, запрокинув перекошенное, залитое слезами и кровью лицо.

— Помоги мне! Заклинаю именем Императора! Помоги мне! — визжал несчастный.

Уриэль одним ловким движением вогнал свой меч в ножны и побежал к человеку, простиравшему к нему руки в мольбе. Но перемазанные кровью ладони страдальца выскользнули из латных перчаток. Тогда капитан скинул плащ и бросил перед несчастным, чтобы тот мог выбраться по нему. Когда же солдат схватился за ткань, Уриэль с силой потянул и в ужасе отшатнулся — ниже пояса у солдата ничего не было, точнее, вся нижняя часть его тела лишилась плоти. Голодная земля обгладывала кости умирающего, не желая отдавать свою добычу.

Чувство абсолютной беспомощности захлестнуло Уриэля, когда он наблюдал в оцепенении, как проклятая земля пожирает обессилевших мужчин и женщин. Кошмарные звуки поглощаемой плоти, отрываемой от костей со смачным треском и хлюпаньем, сводили его с ума.

— Святой Император, нет! — выкрикнул Пазаниус, пытаясь спасти воющую женщину от такой же участи.

Хохочущие тени носились вокруг, как черные вестники, выделывая антраша и издеваясь над душами, устремившимися с поля бойни вверх, к кроваво-красному небу.

Внезапно тишина спустилась на арену, и кровавая земля поглотила останки с утробным чавканьем. Едва исчезло последнее тело, из центра арены донеслось тихое зловещее бульканье, и Уриэль увидел, как длинный узкий утес поднялся из кровавого болота. На глазах изумленных Космодесантников утес превратился в… железнодорожную платформу, совершенно обычный будничный вид которой говорил о каком-то издевательском чувстве юмора устроителей этой свистопляски. Через арену пролегли рельсы.

Зловещую тишину нарушили свист и шипение. Затем снова послышались звуки человеческих голосов — стоны, бормотание, вскрики. Словно тысячи человек метались в ночном кошмаре, от которого никогда не смогут очнуться.