Книга Аня Каренина - Лилия Ким

Обернувшись через некоторое время, через грязное балконное стекло увидел, что Таня развела Гришке смесь и кормит его из бутылочки.

— О! — Стива поднял вверх палец. — Главная цель воспитания — научить детей обходиться без родителей.

Облонский давно бы развёлся, если бы не минимальный житейский комфорт, который создавала жена для всей его семьи, — стирка, глажка, уборка, готовка — всё на ней. И кроме того, случайные заработки Стивы были настолько редкими, что можно только подивиться, каким образом Долли удаётся накормить и более-менее одеть семью из четырёх человек на эти смешные деньги! Иногда Стиве становилось даже жаль супругу, но Облонский почему-то испытывал некую необъяснимую сладость от её рабства — ведь ей совершенно некуда деваться с двумя её отпрысками!

У Стивы не было к детям никаких особенных чувств. Он не мог понять и не верил другим мужикам, когда те говорили, что переживают из-за детей, что ночей не спят. Облонский считал, что это всё так, трёп для красного словца. Он жил и терпел все неудобства, связанные с наличием детей, — потому что так надо, потому что большинство отцов живёт со своими детьми. Хотя Гришка раздражал всем, что делал. Больше всего Стиву бесило чмоканье, с которым сын сосал грудь Долли, а ещё вид его памперсов в помойном ведре. Слава богу, такое случалось очень редко. Один памперс стоит почти как бутылка пива.

— Только преодолевая трудности, человек развивается, — как-то сказал Стива жене в ответ на предложение вместо пива покупать памперсы. — Думаешь, почему америкосы такая тупая нация? Потому что им с младенчества всё «сухо и комфортно». А у Гагарина памперсов не было!

Незаметно для себя Стива увлёкся газетой. Какой-то футболист остаётся ещё на год в Германии за 36 миллионов долларов. «Ужас какие бабки! Мне бы такие — вот уж я бы оттянулся! Купил бы квартирку в центре с видом на реку, завёл бы машину, каждый день спал бы с новыми бабами! Причём только с моделями. А поутру на лоб сто баксов и пинком под зад. Это тоже шлюхи, даром что холёные», — размышлял он по ходу чтения статьи.

Наши опять продули китайцам в волейбол, пловцы получили золотую и бронзовую медаль на чемпионате. Редакция газеты обещала телевизор тому, кто угадает финальный счет Кубка России по футболу. Постепенно Стива утомился чтением газеты и погрузился в свои мысли, машинально доставая из пакета тонкие хрустящие ломтики картошки и запивая их мутным дешёвым пивом. Мысли его посещали преимущественно гастрономические.

Вот, например, вчера днём он зашёл к одной своей старой знакомой, Лидии Ивановне, которую за глаза презрительно называл «Самоваром» из-за дурацкой манеры сначала скандалить, а потом уже думать, из-за чего, собственно, сыр-бор. Самовар после развода с мужем маялась от одиночества, ей было совершенно не с кем поделиться своими мыслями о несовершенстве мира.

Лидия Ивановна выставила перед Стивой массу тарелок с самой разной едой — был и куриный суп, и картошка со свининой, и бутерброды с сыром и колбасой, и маленькие пирожные с кремом, конфеты.

— Вкусно! Вот дурак, от такой кормёжки отказался! — щедро ругал гость сбежавшего мужа.

— Да, вот и я тоже думаю, помается он с этой своей дурой, которая даже яичницу пожарить толком не может, и вернётся.

— Конечно, вернётся! — поддакивал Стива.

— Думаешь?

— Сто пудов! Куда ему деваться? Мужики без хорошего ухода не могут, — авторитетно, со знанием дела заявлял Стива, укладывая на хлеб масло толстыми ломтиками.

Лидия Ивановна с нежностью посмотрела на Стиву. «Вот ведь говно говном, а имела бы такого мужика и не боялась, что он куда-то денется. Куда ему деваться-то, безработному с голой задницей? Жил бы тихонько приживалочком, не скандалил…» И Лидия Ивановна ощутила сладкое томление внизу своего обвислого жирного живота.

Стива смутно догадывался о тайных мечтах Лидии Ивановны. Но делал вид, что не замечает томных взглядов и беспрестанного ёрзанья Самовара на стуле. Даже на тот случай, если Лидия Ивановна перед ним недвусмысленно бы обнажилась и попросила взять её на столе, у Стивы был план. Он выкатит изумлённые глаза и объяснит, что слишком уважительно к ней относится и не может с нею так поступить. А если и поступит, то после этого — как честный человек — должен будет жениться и непременно переехать к ней в квартиру на полное довольствие. Такая угроза, по мнению Облонского, должна была охладить любовный пыл Самовара.

У Облонского был редкостно наплевательский характер. Всем новым знакомым он с первых фраз рассказывал свой любимый анекдот: «Мужика спрашивают: — Как вы расслабляетесь? — Он отвечает: — А я не напрягаюсь!»

Благодаря этому ленивому пофигизму Стива обзавёлся массой случайных приятелей, которые могли часами рассказывать Облонскому про свои проблемы, житьё-бытьё, учить жизни, приставать с советами, морализировать по поводу его отношения к семье и так далее. Стива спокойно слушал, ел, пил, кивал головой — одним словом, проявлял понимание. Казалось, что божье провидение терпит Облонского на этой земле по одной-единственной причине — рядом с ним абсолютно любой человек ощущал себя целеустремленным, порядочным, великодушным и вообще знающим жизнь.

Пиво закончилось, чипсы тоже. Облонского разморило на солнце, он почувствовал свинцовую тяжесть во всём теле, но подняться и пойти в свою комнату не представлялось возможным — там мамаша, дети. Кошмар! Поэтому Стива устроился поудобнее в кресле, закрыл лицо газетой и уснул.

Ему грезились столы, ломящиеся от дорогих деликатесов. Он один переходит от стола к столу, пробуя разнообразные блюда (преимущественно мясные), и запивает их то холодным пивом, то вином, то шампанским, а за ним идет толпа голых голодных женщин, которые подобострастно на него взирают, ожидая разрешения поесть, а Стива всё никак не может ни толком распробовать блюда, ни наесться. Женщины проявляют очевидное нетерпение, умоляют Облонского, но Стива не реагирует на их скулёж и спокойно продолжает дегустировать. Потом устало оборачивается, делает пренебрежительный знак рукой, и стая грудастых стройных длинноногих красавиц набрасывается на еду, начинает отвратительно жрать, просто жрать руками, вырывая друг у друга куски. Вот они уже набили себе животы так, что стонут, но всё равно продолжают засовывать в рот пищу. Облонского охватило сладострастное чувство, он вскрикнул и… проснулся весь в холодном поту. На дворе был поздний вечер. Стивины ноги облепили комары.

Облонский посетил туалет. Выйдя, заметил, что из-под кухонной двери пробивается свет. Облонский заглянул на кухню. Его сестра Аня, закусив нижнюю губу, что-то старательно выводила в тетрадке.

«Уроки делает», — вяло подумал Стива и гаркнул:

— Привет!

Аня громко охнула и подскочила.

— Дурак! До инфаркта так довести можно! — сердитым шёпотом, взмахнув руками, прошипела она.

— Ладно, ладно, — Стива так же говорил шёпотом, делая при этом успокаивающие жесты, — извини, я не хотел.

Между ним и сестрой отношения были хорошие, как отдушина для обоих в этом аду, населённом Карениной-старшей и Долли с её орущими отпрысками. Редкими вечерами они вместе сидели на балконе, болтая обо всякой ерунде, а ещё Стива иногда брал Аню к своим друзьям.