Книга Аня Каренина - Лилия Ким

Кити рот раскрыла, стоит, глазами на него хлопает. А он ей: «Привет! Как дела? Может, пойдём погуляем?» Она молчит. Он ей: «Молчание знак согласия, но извини, я сегодня занят». И дальше пошёл.

Хотя он просто дурак. И торчит от Кити или вид делает, что торчит, потому что она типа продвинутая девчонка. Жили бы мы в восемнадцатом веке — он торчал бы от меня. На МХК нам рассказывали об «эволюции идеалов красоты женского тела». Урок истории порнографии, как Стива сказал. Было же, блин, время, когда чем толще — тем лучше. И одежда такая, что ног не видно. Хотя я думаю, что в то время такая кретинская семья, как наша, всё равно была бы нищей. Собирала бы дрянь по помойкам и ходила в лохмотьях. И была бы я, блин, тощая как спичка — опять непопадалово!

27.05.20… г.

Идёт дождь. Целый день идёт дождь. Меня уже тошнит от телевизора. Ходила к Кити, посидела десять минут, попила чаю. Потом она меня достала — разговоры только о шмотках! Такое впечатление, что её больше вообще ничего не волнует. «Ты видела новую коллекцию такого-то урода? Там та-а-кие брючки!.. Они хорошо сидят на таких вот попах сердечком. Но мне не пойдёт…» И т. д. и т. п.! А потом: «В меня один мужик влюбился…» — и поехало! У меня через полчаса башка начинает раскалываться. Или про шмотки, или про мужиков! Я как электрический чайник становлюсь. Ну как можно, кроме тряпок, больше ни о чём не думать? Ничем не интересоваться? Она даже не знает, что такое карты Таро! Как Эллочка-людоедка из фильма про Бендера. Ну её на хрен! Слава богу, что она скоро уедет отдыхать с каким-то мужиком на Ривьеру, а потом с родителями в Турцию, и я её всё лето не увижу. Хотя потом, конечно, задолбает своими рассказами, что все от неё были в ауте, припрёт три чемодана со шмотками, загорит дочерна.

Как мне хочется куда-нибудь поехать, дневничок! Каждое лето я сижу в городе. Все куда-то уезжают! Даже самые убогие наши чмыри-ботаники по дачам расползаются. А я получаюсь хуже всех. Всем вру, что была на море пару раз. А я его только по телевизору и видела!

Ну вот, закапала всё слезами. Да пусть все едут в…! Мне всё равно. В городе тоже есть чем заняться. Можно вот телек смотреть…

Опять слёзы! Прости меня, дневник, ты, конечно, хороший, но толку от тебя никакого.

Аня задумалась, почему её так бесит длинноногая дылда Кити, с которой они дружны со второго класса.

Кити Щербацкая — невзрачный, гадкий, прыщавый утёнок, такая обыкновенная девчонка, которую Аня привыкла считать своей тенью, — вот эта самая Кити в девятом классе вымахала до метра восьмидесяти и стала моделью! Хотя лицо у Кити самое обычное — острый, немного вздёрнутый носик, серые глаза — не большие и не маленькие, средние, ничем не примечательные. Русые волосы, жидкие, но очень блестящие. Хорошая стрижка у профессионального дизайнера прямо-таки чудо сотворила — тонюсенький мышиный хвостик Кити, доходивший ей до лопаток, причём от шеи он становился всё тоньше и тоньше, а затем словно исчезал, растворялся сам по себе, — вот это убожество руки талантливого стилиста превратили в коротко стриженную шикарную копну светло-пепельных прядей, спадавших стильными неровными краями Щербацкой на глаза, скулы, шею. Кити, которую в школе все дразнили «верёвкой» за необыкновенную болезненную худобу и высокий рост, вот эта самая Кити теперь МОДЕЛЬ! Не просто какая-то ходячая вешалка, вылезающая на подиум два раза в год, а настоящая, самая настоящая модель с контрактами, съёмками, репетициями, презентациями, банкетами, фуршетами…

Аня думала: почему, ну почему она не может высказать Щербацкой в лицо всё, что о ней думает, почему не может взять и поссориться с ней? Почему день за днём натягивает кислую улыбочку и идёт к подруге смотреть, как та красится или примеряет новые шмотки. Да ещё какие! «Роберто Кавалли», «Соня Рикель», «Миучча Прада»… Аня перебирала в голове манящие названия вещей из другого мира, и её это бесило. Ей никогда в жизни не купить и не получить ни от кого таких тряпок! Но труднее всего сдерживаться, когда Кити вытаскивает своё толстенное портфолио и начинает показывать фотографии из журналов, на которых она демонстрирует различные наряды! В жизни не скажешь, что это невзрачная плоскогрудая Щербацкая! Бронзовая кожа, влажные ярко-голубые или зелёные глаза, сексуальные позы!

Все парни в округе сходят с ума по Щербацкой. Те самые парни, которые два года назад издевались над её худобой, теперь боготворят ту самую «Мисс Освенцим», или «Мисс Бухенвальд», или «Бабку-ёжку костяные ножки», или ещё десяток подобных кличек! С того дня, когда Щербацкая появилась на обложке молодёжного журнала, все до единого стали считать её недостижимым идеалом.

Чувство обиды, какой-то чудовищной жизненной несправедливости накрыло удушливой лавиной. Ну почему всё достаётся этой чёртовой кукле — Щербацкой? Она ведь ничего для этого не сделала! Просто родилась и выросла! Ведь если вычесть рост, в Кити вообще ничего нет! Она же как все! Такая же! И Аня заплакала, заплакала от ощущения чудовищной безысходности. Ей уже больше не вырасти, семья у неё нищая, и аттестат будет троечный. Аня стучала кулаком по мягкой потёртой поверхности кухонного уголка, вытирала слёзы тыльной стороной ладони, унять которые не было никакой возможности.

Пока Кити не стала моделью, мир был таким обычным, таким знакомым, всё происходящее в телевизоре и на обложках журналов являлось как бы сказкой, фантомом. И вдруг вся эта параллельная реальность ворвалась в обычную Анину жизнь. Гора немытой посуды, убогая квартирка с ободранными обоями, старый шкаф, набитый вещами с раскладушек… А двумя этажами ниже в точно такой же квартире, но с евроремонтом, живёт Кити Щербацкая, которую Аня знает с первого класса, которая ежедневно ходит по клубам и ресторанам, которые Каренина привыкла считать телевизионной декорацией, и удивляется, случайно проходя мимо них в городе! Это невыносимо! Невыносимо знать, что параллельный мир рекламы и телевидения на самом деле реален, его населяют такие же люди, которым просто чуть больше повезло с внешностью и родителями. Аня плакала. Ей казалось, что она наглухо заперта в стеклянной колбе с толстенными стенками.

[+++]

Третий день в квартире Карениных-Облонских царил чудовищный хаос. На кухонном столе громоздились немытые кастрюли, в коридоре стоял чад от сгоревшего растительного масла, в нос била вонь от переполненного помойного ведра, по всему полу виднелись грязные разводы и в довершение всего не прекращающийся ни на секунду истошный младенческий рёв. Долли, воплощая в жизнь лозунг «Мы не рабы! Рабы не мы!», оставила обоих отпрысков на попечение Стивы и куда-то ушла «по делам».

Отец, нисколько не смутившись, на основании глубокого убеждения в необходимости развивать детскую самостоятельность тут же перепоручил детей самим себе. Проблему непрекращающегося детского плача Облонский решил вообще просто. Он закрылся на балконе со своей любимой полуторалитровой пивной бутылкой, надел наушники плейера, нашёл любимое радио, сел в старое потёртое кресло и положил ноги на нагретый солнцем бортик. Открыв бутылку, Стива сделал приличный глоток. Незамедлительно исполнившись ощущения полного наслаждения жизнью, он развернул газету, положил её себе на колени и закурил маленькую вонючую сигаретку без фильтра.