Книга Год хорошего ребенка - Элес де Грун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только смотри, — сказал Кирпичиано. — Как бы ты сам не подобрел и свой чемодан для денег полицейскому не отдал.
— А я в противогазе приду! — возразил Туз. — На меня дурман не подействует.
— Твой противогаз так на полицейского подействует, что он тебя с первого же шага дубинкой промеж глаз треснет. Ты не успеешь даже до камина дойти.
Все дедушки и бабушки стали дальше прорабатывать версию с беленой. Но Кирпичиано остановил их:
— О чем вы говорите. О старом добром времени. Сейчас каминов в банках нет. А в паровое отопление белену не бросишь. А вообще-то упустили вас учителя в детском возрасте. Вот вы и выросли черт-те кем. Кто плохо сидит на уроке, хорошо сидит в тюрьме. Запомните это на всю оставшуюся жизнь. Но я позвал вас не за этим. Вы читаете газеты?
— Читаем, — отвечали бабушки и дедушки.
— Какое главное событие дня?
Дедушки и бабушки наморщили и без того сморщенные лбы. И стали отвечать:
— Ограбление скорого поезда в Техасе?
— Нет.
— Забастовка в английских тюрьмах?
— Нет.
— Новые электронные замки в дверях?
— Эх, вы! — сказал Кирпичиано. — Все ваши главные новости с уголовным уклоном. А дело в том, что приближается Год Хорошего Ребенка. И будет открыт специальный детский международный банк.
— И мистер Кирпичиано хочет, чтобы мы свои последние сбережения послали детишкам, — сказала хмурая уголовная старушка по кличке Сонька-Золотая Ручка.
— Как раз наоборот! — вскричал Кирпичиано. — Я хочу, чтобы их сбережения попали в наши лапы. Знаете, сколько детей в мире? Триста миллионов. Если каждый пришлет сюда по одной копеечке, это же будет… Это же будет… Это же… Огромная сумма.
— А мы-то тут при чем? — спросил Туз. — Как нам получить эти денежки?
— Вот для этого я вас и собрал. Сил у вас мало, а мозги кое-какие остались. Взрослые очень мало думают о детях. А уж о детских деньгах тем более. И они ни за что не поставят полицейского около этой the inter-piggi-box — международной детской копилки. Вот и думайте. Завтра на этом месте я жду ваших предложений. Думайте, леди энд джентельмены!
И пожилые леди энд джентельмены стали усиленно думать.
Они были очень одиноки. Может быть, потому, что коллективы, в которые они временно объединялись в прошлой жизни, не были связаны светлой идеей всеобщего добра. На языке судебных протоколов и газетных заметок такие коллективы называются «преступные группы».
Они устали от одиночества и были счастливы, что появилось общее дело, появилась возможность хоть с кем-то поговорить.
Рома Рогов с помощью Елизаветы Николаевны и сестры Ольги учил английский язык. Все предметы в его квартире были оклеены английскими словами.
Подходишь к двери, на ней написано «the door». Подошел к столу, на нем табличка «the table». Полезет мама в сахарницу за сахаром, возьмет кусочек, а на нем приклеена бумажка «the sugar». Придут Харитонов-Мицельский-и-Рожин Артур, подойдут к телевизору и читают «the TV». Захотят в карты поиграть, возьмут в руки колоду, а на ней «the play cards». Всякая охота играть у них пропадает. Потому что вспоминают они с горечью, что не только упражнение по английскому у них не сделано, но и задачи по алгебре не решены, и география про Африку не прочитана.
Тогда напишут они на бумажках несколько «английских» слов типа «the балбес», «the придурок», «the пошли играть в футбол», наклеют их в разных заметных местах и уйдут, грустные, по домам.
Мама была Ромой довольна. Штаны у него были целы, целы, пуговицы на месте. И в дневнике больше не появлялись надписи типа:
«Прошу родителей обратить серьезное внимание на внешний вид ученика».
«Прогулял урок математики. Прошу родителей явиться в школу».
«На уроке литературы стукнул товарища по голове книгой „Повесть о настоящем человеке“. Просим заставить извиниться перед Антоновым и заменить экземпляр книги в школьной библиотеке».
Петр Сергеевич Окуньков — строгий русский директор — тоже замечал серьезные изменения в лучшую сторону в знании английского языка. И уже меньше отчитывал отстающего Рогова в своем кабинете под очень опасной картиной «Иван Грозный убивает своего сына за двойки».
И тут как раз подоспело второе письмо из Голландии.
Вытащив его из почтового ящика, Рома сразу побежал в свою комнату, где они размещались вместе с сестрой. Поудобнее устроившись на тахте, он прочитал письмо и обрадовался. Обрадовался он по двум причинам. Во-первых, потому что прочитал сам без помощи Елизаветы Николаевны. Во-вторых, потому что Розалинда приедет в гости.
Тут из школы явилась Ольга.
— Ой, где мои тапочки? — закричала она из коридора.
— Откуда я знаю, — ответил Рома с тахты. — Посмотри в коридоре около «the table».
— Да нет, — вмешалась соседка Елизавета Николаевна. — Я их видела в «the bathroom».
Отыскав свои тапочки, Ольга стала переодеваться в углу комнаты. Тут она заметила пятно на своих новеньких джинсах.
— Ой, а что это? Зачем ты брал мои штаны? Сколько раз тебе говорить: не трогай.
— Нужны они мне. У меня в них попа квадратная.
— У тебя в них голова квадратная, — сказала она уже спокойнее. — Ой, опять письмо! Прочитай!
Когда пришла мама, Рома и Ольга кинулись к ней навстречу:
— Мама, к нам приедет голландская девочка! — кричала Ольга.
— Мама, у меня четверка по английскому! — говорил Рома.
— Не заваливайте меня событиями. Давайте в порядке поступления новостей! — сказала мама.
— Сначала девочка! — сказала Ольга.
— Сначала четверка! — сказал Роман.
Не прошло и получаса, как брат и сестра все объяснили маме. Показали ей письмо и перевод на русский язык.
— Хорошо, — сказала мама, — будем ждать. Впереди больше полугода. Я надеюсь, что за это время вы приведете нашу квартиру в порядок. И не только квартиру, но и свою одежду, книги… И уберете весь «the robish». Чтобы мне не пришлось краснеть здесь перед голландской девочкой.
Рома критическим взглядом осмотрел в «the miror» себя и свою комнату. Из зеркала на него глядел темноволосый мальчик с живыми карими глазами.
— С лицом у меня, кажется, все в порядке.
Но какой же был беспорядок в комнате! Разбросанная одежда, книги, куклы, баночки с краской, вырезанные фотографии хоккеистов и манекенщиц, Ромины собственные рисунки.
