Книга Тень в воде - Ингер Фриманссон

Вместо ответа Ульф пощелкал языком.

Затем стал теребить полотенце.

Кроме номеров постояльцев и каморки портье, в гостинице не имелось помещений, где можно было скрыться от посторонних глаз. Даже в маленькой столовой на первом этаже, которая раньше была частью холла, окна выходили на оживленную улицу, чтобы постояльцы из сельской местности могли наслаждаться видом толп спешащих на работу столичных жителей. Ульф разместил там несколько столов, стульев и отдельный кухонный стол, на который выставляли завтрак. Очень простой завтрак, никаких излишеств, как в более изысканных отелях-конкурентах. Простокваша, хлопья, два сорта хлеба, домашний апельсиновый мармелад, колбаса, сыр плюс термосы с чаем и кофе. Престарелая матушка Ульфа взяла на себя обязанности по приготовлению завтрака. Ей было уже за восемьдесят, но она оставалась бодрой и деятельной. Она даже заменяла Ариадну, когда та болела.

Десятый номер еще не был убран. Ульф разгладил постель и жестом пригласил Ханс-Петера присесть. Пододеяльник и простыня были в бело-голубую клетку, это должно было создавать видимость роскошной постели. Одежда Ульфа висела на кресле: черные брюки с отутюженными стрелками, белая рубашка, льняной пиджак и галстук. Отвернувшись, Ульф принялся натягивать пестрые трусы. Полотенце соскользнуло на пол, Ханс-Петер увидел худые ягодицы босса. Он смущенно сглотнул и поджал ноги, откинувшись к стене. Спина чуть ныла. Такое бывало, когда он не мог толком расслабиться.

– Ну и жара, как в аду, – снова пробормотал Ульф.

– Да уж. Но скоро погода переменится, вчера слышал прогноз.

Ульф засмеялся. Взяв одежду, он скрылся в душевой. Дверь осталась открытой.

– Да они чего только не говорят.

– Это точно. Летом вот сколько трещали про антициклон. А были сплошные дожди.

– Ну да. Кстати, спасибо, что пришел пораньше.

– Да ладно.

Из душевой доносилось шуршание одежды.

– Видел сегодня Ариадну, – сказал Ханс-Петер.

– И?

– Ты ее видел?

– Да, а что?

– Вид у нее был так себе… говорит, упала.

Ульф снова появился в комнате, заправляя рубашку в брюки и затягивая ремень.

– Вот как.

– Да. Мол, с лестницы, дома.

– Может, и так, – без всякого интереса произнес Ульф.

Ханс-Петер сменил позу.

– Но это уже не первый раз. Так?

– Ну да. Но она неповоротливая, сама говорит. Даже шутит над собой.

– Интересно, как у нее дома дела.

Ульф пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты ее мужа видел?

– Когда-то видел.

– Он полицейский, по-моему?

– Да, вроде как. С девочкой им, конечно, не повезло. Много трудиться приходится, надо думать.

– Ну да. Это точно.

Ульф полностью оделся. Усевшись в кресло, он закинул ногу на ногу. Мягкие кожаные ботинки, черные носки. С улицы, через приоткрытое окно, доносился вой сирен, жесткий и торопливый. Вскоре он затих, теперь был слышен только гул голосов, перестук каблуков, смех. Ханс-Петер посмотрел в окно. Мимо пролетел голубь, опустился на крышу дома напротив. Ульф сидел, уставившись на свои руки, вращая большими пальцами.

– Ты упомянул о какой-то проблеме, – осторожно напомнил Ханс-Петер.

– Точно.

– Что-то с Ариадной?

– С Ариадной? Нет. Скорее, со мной.

Внутри все похолодело.

– Да?

– Да. Хотя в перспективе это отразится и на ней. И на тебе. На всех, кто работает в моих гостиницах, к сожалению.

Подняв голову, он посмотрел прямо в лицо Ханс-Петеру. Голос звучал остро и звонко.

– Понимаешь, я узнал, что болен.

– Что?

– Да, вот так. Они нашли опухоль в таком месте, где лучше бы опухолей не иметь. Дела плохи, если честно.

– Что… что ты говоришь… где?

Ульф постучал себя пальцем по затылку.

– То есть… в мозге?

– Да.

– Вот черт.

– Да, вот так вот.

– А что ты… они ведь должны…

– Оперировать?

– Ну да…

– Ну да. Но они говорят, что… этот эскулап мой говорит… – Голос сорвался, и Ульф будто уменьшился, съежившись в кресле, затем подался вперед и упал с глухим, деревянным звуком. Поднявшись, он остался на коленях перед креслом.

Ханс-Петер замер перед ним, неловко протянув руки:

– Ульф?..

Тот сглотнул, на шее обозначились жилы.

– Все в порядке, – хрипло ответил он. И, помолчав, добавил: – Они говорят, что эту чертову опухоль не удалить. Неоперабельная.

Он произнес слово по слогам: не-о-пе-ра-бель-на-я.

– Понятно, – прошептал Ханс-Петер.

Ульф громко хлопнул в ладоши и встал.

– Но это мы еще посмотрим. Они еще не поняли, с кем имеют дело.

Внизу тренькал колокольчик: открылась входная дверь. Затем послышалось тяжелое дыхание Ариадны, поднимающейся по лестнице. Ульф вышел в коридор, двигался он точно механическая кукла.

– Ты тоже зайди к нам! – крикнул он.

Лицо Ариадны блестело от пота. На розовой футболке проступили пятна.

– Да? – глухо произнесла она.

Ульф поднял полотенце, лежавшее у порога. Его длинные бледные руки бесцельно теребили материю.

– Я продам все! – выкрикнул он. – Я болен, понимаете – у меня опухоль в мозге. У меня там грызун сидит, понимаете, там рак сидит и поедает мой мозг. Но я им покажу. Я им покажу! Есть специалисты, в Америке есть такие специалисты, они в этом понимают, не то что в Швеции, и я им заплачу, и они мне помогут. И я снова буду здоров.

Глава 11

Ульф ушел. Ульф Свантессон, ее босс. Никто из них не посмел его остановить, они не смогли даже открыть рот, чтобы задать вопросы, которые теснились в голове. Он ушел прочь по коридору, вниз по лестнице и далее на улицу. Звонок растерянно звякнул, когда за Ульфом захлопнулась дверь.

Ариадна подошла к окну, или, точнее, ее ноги подошли – отекшие ноги, потрескавшиеся пятки. Она стыдилась своего тела, а ведь так было не всегда.

Она выглянула в окно, но без крика, без слов, просто смотрела. Как ее шеф быстро, семенящей походкой пробирается через толпу. Сверху шея казалась слишком худой и слабой для круглой головы, которая будто бы увеличилась в размерах из-за живущей внутри опухоли. Пиджак через плечо: бумажник! – пронеслось у нее в голове, смотри не потеряй!