Книга Дом, в котором пекут круассаны - Лана Фиселлис

режет уши, заставляя блондинку прикрыть карие глаза и упереться лбом в прохладное оконное стекло. — Вчера такие пирожные купила в пекарне на первом этаже. Просто закачаешься. Всё как ты любишь. Не слишком сладкие, с таким приятненьким кислым джемом. Кажется… лимонным? Честно, совсем в этом не разбираюсь. Но вот мальчик на кассе такой хорошенький был.

— Давай зеленый чай. Без сахара только. А то для тебя «пол чайной ложки сахара» превращаются в пять столовых, — на выдохе произносит Ада, отстраняясь от прохлады окна и смотря на то, как ловко подруга презеемляется на пол с двумя пакетиками чая в руках. — А насчёт пирожного я хорошо подумаю. Это же так вредит фигуре. Одни красители и заменили вкуса, фу, — блондинка жмёт губы, чтобы откровенно насмешливая улыбка не проступила на лице. — Ну если уж кассир был таким симпатичным, можно и забыть о фигуре.

Женя корчит какую-то непонятную рожицу на последние слова подруги, тут же тихо посмеиваясь и, громко ударяя друг о друга кружами, принялась колдовать на чаем. Обычный пакетированный чай — сплошная дрянь, но Аде нравилось. В такие моменты приятно почувствовать себя… обычной. Не дочерью богатого папочки, который предпочитает на завтрак исключительно только что заваренный чай прямиком из самого Китая. В фарфоре, из чашечки ручной работы с золотистой окантовкой. И обязательно в прикуску с чёрной икрой — или чем обычно он питался? Ада никогда не завтракала с отцом.

Вот тебе и «старые деньги» Франции. Безнадежно долгие приёмы, на которых собирается весь высший свет, чопорно обсуждая свои деньги, бизнес и недвижимость. У кого где учатся дети, и как бы удачно провернуть союз семей. Адалин это напоминало какой-то средневековый или фэнтезийный сериал в стиле «Игры престолов». Улыбаются друг другу, шепчут приятные и красивые слова, а за спиной думают, какую бы гадость провернуть, чтобы оказаться в плюсе и в каком бокале подать яд.

Со временем Ада отдалилась от своей семьи и интриг старой аристократии Франции. Перестала появляться в этом цирковом представлении, отдавая время работе, учёбе и музыке. Отдалилась сначала от ненавистного отца. Потом поссорилась с братом. И лишь с матерью поддерживала какую-то связь — изредка они поздравляли друг друга с праздниками, присылали друг другу подарки или встречались в кафе. На нейтральной территории, потому что порог своего дома Адалин переступать не была готова.

И ей нравилось так жить — обычно. Приходить домой, заказывать доставку из фастфуда, а не тащиться с личным водителем в дорогой ресторан Парижа, чтобы с идеальной причёской, тонкими шпильками туфель от Louis Vuitton сидеть, деля маленькие кусочки на ещё более маленькие, и элегантно закинув ножку на ножку. Куда приятнее было оказаться в компании Жени. Просто вот так, в её евро двушке с высокими потолками и широкими подоконниками. Наесться суши и пиццы под какой-нибудь фильм, совершенно не стесняясь рыгнуть при друг друге или глупо пошутить. Женя ей нравилась. Их дружба испытана временем и огромным расстоянием. Нравилось, что она была одной из немногих людей, при котором можно снимать маску «аристократичной идеальности». Они познакомились, когда Адалин было только шесть, а Жене уже одиннадцать. Тогда Ада приезжала сюда, в Санкт-Петербург к своей тёте, сестре мамы. Выбежала на улицу, заблудилась. И пока сходящая с ума матушка и тётя перерывали город вместе с приставленной к ней охраной, Женя помогла Аде добраться домой. С тех пор они обменивались сначала письмами, а потом, уже когда появились социальные сети, общались практически ежедневно. Каждый час, каждую минуту и секунду. Они созванивались, делились эмоциями и откровенничали. Они стали настоящими подругами. И вот… теперь Адалин снова здесь, в Питере. И снова с Женей. Только теперь блондинка теряться не собиралась, и жила не в помпезном отеле, а в уютной квартирке Павлецкой где-то на пересечении улицы декабристов и фонарного переулка.

Вуд отталкивается пальцами от подоконника, когда телефон на диване завибрировал, а на экране высветилось имя — Тоин. С фотографии на неё смотрело кучерявое улыбающееся личико друга с хитро сверкающими зелеными глазками. На этой фотографии Тоин получился похожим на объевшегося кота. Адалин улыбается уголками губ, падая на диван и принимая звонок.

— Ты же спросила хотя бы его имя?

Голос на том конце трубки нетерпеливый, с долей лукавства. Он просит… он требует подробностей. И француженка тихо смеётся. Ну конечно, вчера вечером она написала ему. Рассказала о своём ночном приключении. Просто потому что не смогла удержать всю ту бурю эмоций, которая бушевала внутри неё — пьяной и веселой.

Ада закидывает ноги на спинку дивана, положив телефон рядом с ухом. Запрокинув голову назад, она внимательно наблюдала за мельтешащей Женей, которая быстро собирала портфель, параллельно с этим ставит электронный чайник на подставку и щёлкает кнопкой. Адалин касается кончиком языка губ, обводя их. Она была в тот вечер пьяна, но… разве можно было забыть такое вот так просто? Язык скользит по губам, и в воспоминаниях слишком ярко вспыхивают его руки на талии и спине; его теплые губы; и этот привкус алкоголя и сигарет, перемешанный с её кислой конфетой.

Адалин скользит взглядом к телефону, врезаясь глазами в лицо друга на панели смартфона и задумываясь над этим резким, бесцеремонным вопросом. Она не взяла его номер, не спросила имени. Хотя, наверное, стоило узнать хоть что-то? И тогда карие глаза проскальзывает на руку, где когда-то покоилось золотое колечко. Глупо, конечно, надеяться, что проворная судьба сможет свести их в таком большом городе. Да и был ли смысл? Адалин приехала сюда на месяц, а потом вернётся во Францию — снова работать, сопротивляться отцу и с болью смотреть на поступки брата. Снова оказывается в этом Аду, который угнетал её каждый день. Снова осознавала, что чтобы она не делала, всё будет бессмысленным

— Ты думаешь, я сильно соображала, Тоин? Он так целовал… самозабвенно. Как будто вокруг нас не гремела музыка, не танцевали потные люди…, — шепчет Вуд, поднимая одну из рук вверх, не сводя глаз с пустого указательного пальчика. — Так нежно и одновременно страстно. Мне кажется, у меня в тот момент отключился мозг. Знаешь… я никогда ничего подобного не испытывала. Это…

— У тебя не выключился мозг, а атрофировался, Ада! Ты даже не взяла его номер! — продолжал причитать в трубке друг, пытаясь пробиться сквозь блокаду воспоминаний подруги. — Ещё и кольцо ему отдала… Ох! Если он такой красавчик, как ты описываешь, я бы схватил его и не отпускал! Вообще не понимаю, как можно было вот так сбежать! Ты как золушка, знаешь.