Книга 90-е: Шоу должно продолжаться 7 - Саша Фишер

друзьями…

— Что-что мы съедим? — переспросила Ева.

— Ну, шаверму, — сказал я. — Везде щаурма, в Питере шаверма. Это же как с бордюром и поребриком…

Я замолчал, глядя на недоуменное лицо Евы. Черт! Девяносто второй же! Не две тысячи двадцать третий ни разу, когда шаурма — это что-то настолько привычное, что, кажется, всегда существовало. Стопудово, когда Адама и Еву изгнали из рая, то первое же, что они должны были увидеть, это ларек с шавухой.

— В общем, это такая еда, — начал выкручиваться я. — У моих родителей друг недавно ездил в Питер и рассказывал, что где-то купил такое. Мясо и овощи в соусе, завернутые в тонкую лепешку. Очень вкусно и нажористо. Говорят.

Я напрягся, отчаянно тормоша свою память. Ну давайте, мозги, скрипите шустрее! Я же точно слышал эту историю, стопудово, когда был здесь в один из разов. Причем не в развлекательной, а в деловой поездке… Мой босс, несмотря на его состоянии, был большим любителем шаурмы во всех видах. И привел меня в какой-то сирийский ресторанчик, в котором, по его словам, шаверма была каноничная и идеальная. И вот как раз там… То ли на Площади Восстания это было. То ли на площади Мужества… Разговорчивый дядька, который нам эту самую эстетскую шавуху заворачивал, рассказывал, что самая первая шаверма открылась в… девяносто втором? Или в девяносто первом даже… И открыл ее какой-то его родственник. Там было написано SHAWARMA, и поэтому Питер так и стал называть это блюдо. В отличие от остальной страны.

Блин. Все вспомнил. Осталось самое главное. Где, черт возьми, было это место?!

— А, вспомнил! — просиял я. — На самом деле, мы довольно недалеко сейчас. Он говорил, что вроде бы ел шаверму на Витебском вокзале. Помнишь, мы там вчера были?

— Ой, я вчерашний день почти весь как страшный сон вспоминаю, — фыркнула Ева. — Это такой красивый вокзал, как из кино, да?

— Да-да, — покивал я. — Ну так что, попробуем?

Надо же, занозило! Прямо даже захотелось непременно найти первую российскую шаверму! Это же как в легенде побывать, не меньше. Поездки в Питер и раньше-то у меня вызывали удивительное чувство узнавания. Мест из кино, улиц из книжек. Радовался, как ребенок, когда случайно набрел на Петроградке на улицу Бармалеева. А сейчас ситуация еще круче. Это же прикосновение к истокам! Увидеть вживую место, которое вбило здоровенный клин между петербуржцами и остальной Россией!

— Конечно! — радостно согласилась Ева, и мы, снова взявшись за руки, пошагали вперед.

Вернулись мы уже по темноте, разумеется. Продрогшие на местном промозглом ветру, вымокшие под дождем, который начался как-то внезапно уже под вечер. Но бессовестно счастливые. И нагруженные пакетом со свертками той самой шавермы, киоск с которой нашелся-таки на Витебском вокзале. Как же я веселился, когда спрашивал у всех подряд встречных, где продается шаверма! Почему-то меня так радовало это недоумение в глазах коренных петербуржцев, которые впервые слышали это слово!

Оказалось, что мы вернулись лишь чуть-чуть позже, чем остальные «ангелочки». Астарот и Кристина ходили в Эрмитаж, а остальная банда — в Петропавловскую крепость.

— Ммм, как вкусно пахнет! — принюхалась Кристина. — Вова, ты же еду какую-то принес, да?

— Это, друзья мои, не просто еда! — важно подняв палец, сказал я. — Это своего рода культ!

— Я не понимаю, о чем он говорит, — засмеялась Ева. — Но это вкусно, правда-правда!

— Внемлите мне, ибо я предвижу будущее! — с пафосом произнес я, выкладывая на стол неказистые свертки. — В скором будущем из-за этого блюда развернутся настоящие сетевые баталии…

— Какие баталии? — спросил Бельфегор.

— Не бери в голову, — отмахнулся я. — Пророчества штука странная, как приходят, так и говорю. Так вот, знакомьтесь, друзья, это — шаверма! И поедая ее, мы с вами стоим у истоков… — я замолчал и почесал в затылке. — В общем, тут пророчество закончилось. Надеюсь, вы голодные, потому что еда довольно нажористая.

— Отличненько! — Бегемот немедленно нацелился на один из свертков, но Кристина тут же стукнула его по руке.

— Ты прямо руками что ли есть собрался? — строго сказала она. — Давайте будем культурными! Порежем, разложим по тарелкам…

— Так шаверму и едят руками, — попытался возразить я, но наткнулся на стальной взгляд Кристины и отстал. Культурные, так культурные. Культурная же столица, что мы, в самом деле, как дикари какие-то…

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда мы рассаживались за столом и спорили, как правильно пользоваться салфетками — за воротник засовывать или раскладывать на коленях.

— О, а вот и Сэнсей! — обрадованно воскликнул Астарот и помчал открывать.

Глава 4

«Вот сейчас взрослый я в голове у Вовы-Велиала прямо-таки возмущен до глубины души», — со смехом подумал я, перемещаясь из гостиной с полукруглым окном в узкую кухню, похожую на коридор. Наша удивительная съемная квартира была битком набита людьми. На хвосте Сэнсэй приволок толпу разновозрастных приятелей, явно все они имели отношение к местной и не очень рок-тусовке. Причем прибывать «хвосты» продолжали и после того, как заявилась «первая волна» во главе, собственно, с самим Сэнсеем.

Чтобы успокоить взбудораженную незапланированной шумной попойкой совесть, я мысленно пообещал себе навести в квартире порядок до блеска и добавить к гонорару хозяйки еще несколько купюр.

В гостиной пели, в спальнях и на кухне — разговаривали, спорили и что-то друг другу доказывали. В каком-то смысле все происходящее напоминало тусы в коммуналке Боржича, только размах побольше. Из рук в руки переходили какие-то журналы, даже представления не имею, кто именно их принес.

«Вполне возможно, что я сейчас нахожусь на тусовке чьей-то мечты», — подумал я, заняв освободившуюся табуретку, бывший хозяин которой поднялся, чтобы пойти отлить.

На кухне разговор шел о музыке, как водится. О настоящей философии, о высокой миссии рока, о жизненных позициях. Иногда все говорили разом, иногда замолкали, и тогда голос кого-то одного начинал звучать громче и авторитетнее.

Среди других-прочих выделялся один человек. С бородой, волосами до плеч и хитрым прищуром светлых глаз. Когда он говорил, все замолкали, я бы даже сказал, заглядывали ему в рот. На этой кухне он был явно доминирующей персоной.

Я попристальнее