Книга Реальная жизнь - Имоджен Кримп

вина и чистый бокал для меня и налил нам обоим. Я молчала и слушала – это казалось мне самым безопасным.

– Мы целой компанией решили проветриться после работы, – рассказывал он, – и зашел разговор о лете. Все застонали, как соскучились по теплу. Кто-то из нашей компании сказал, что знает один бар на крыше. С обогревателями. И гриль там круглый год. Времени было два часа ночи, но мы взяли такси и поехали туда – и внезапно наступило лето. Летняя ночь как она есть – в воздухе аромат мяса, в лицо пышет жаром. Забавное дело, – продолжал он. – В Нью-Йорке всегда можно определить, кто местный житель, а кто турист, потому что приезжие бредут по улицам, задрав головы. Как дети, которые пытаются отыскать в толпе родителей. Я тоже этим грешил. Никак не мог к ним привыкнуть – к этим громадинам, – хоть и прожил там несколько лет.

– Жалеешь, что уехал?

– Да нет, наверное. Недавно мне, кстати, предлагали снова перебраться туда. Но я отказался. Я же в деревне вырос. Постоянно жить в городе не по мне.

Макс стал рассказывать, как однажды, когда только переехал в Лондон, еще до появления гугл-карт, попытался пешком дойти от «Эджвер-роуд» до «Эджвера», полагая, что они должны быть где-то рядом[1], – и меня начало отпускать. Я поняла, что это не проверка. Он не пытался поймать меня на ошибке и завалить. Наоборот, старался развлечь. И даже, как мне казалось, произвести впечатление. Официант принес еду и долил вина в бокалы, и я внезапно ощутила прилив счастья. Пусть эта новая его версия перекроет старую, решила я, пусть он таким и останется.

– А ты когда переехала в Лондон? – поинтересовался он.

– Не так давно. Летом. В сентябре началась учеба.

– И как тебе здесь?

– Да ничего.

– Ничего? А где ты живешь?

– У одной супружеской пары. Они сдают комнаты в мансарде. Лори тоже у них живет. Помнишь Лори? Ты видел ее в тот раз.

– Официантка?

– Вообще-то она писательница. В основном пишет для театра – пару ее небольших пьес даже ставили, – но сейчас она работает над романом… В общем, там мы и познакомились. У супругов П. Лори порвала с парнем, с которым прожила несколько лет. Как раз весной. И въехала к ним одновременно со мной.

– Так значит, вы живете на чердаке, как настоящая богема? – проговорил он. – Как романтично!

Он улыбался, и – сама не знаю, как это вышло, – я поймала себя на том, что уже описываю ему нашу квартиру. Во всех подробностях, которые, как мне еще недавно казалось, способны его оттолкнуть.

– Ага, – сказала я. – Романтично – не то слово! У них живет старый кот с сальной шерстью, который постоянно гадит мне в туфли. Во всех буфетах – старые открытки. Представляешь, поздравления с днем рождения, с Рождеством, с рождением ребенка – и так аж до семидесятых. Наши с Лори комнаты, до того как мы въехали, служили просто складом. Хозяева даже не потрудились их прибрать – просто вынесли все свое барахло на площадку, так что теперь там горы коробок. Всякая ненужная кухонная утварь. Рваное постельное белье. Скатанные ковры. Лошадка-качалка. Однажды мы попытались все это сдвинуть – надоело спотыкаться в темноте, – но, когда подняли первую коробку, увидели, что под ней копошится куча моли. То есть реально куча! Хоть горстями собирай!

Макс засмеялся, и его смех мне польстил.

– Что они за люди? – полюбопытствовал он. – Эти П.?

– Что за люди? Ну, они спят на полу на матрасе. Однажды, когда их не было, я зашла к ним в комнату. Там настоящий свинарник – простыни в пятнах, бутылки рома на полу; зато в шкафу куча красивой одежды: шелковые платья миссис П., кардиганы от Агнес Б. Понятия не имею, куда она их носит и носит ли вообще, но, судя по всему, деньги у них есть. Дом тоже немаленький, но в большую часть комнат нам заходить запрещено. Они не очень-то стараются, чтобы мы чувствовали себя как дома. Не любят, когда мы подолгу торчим на кухне. И требуют не наполнять ванну выше определенной отметки. Когда мы выходим из ванной, мистер П. прокрадывается туда и проверяет, докуда стояла вода, и, если решит, что мы наливали слишком много, поднимается к нам орать, хотя мы еще в одних полотенцах. А, и к тому же у них вечно закрыты все окна. А рамы проклеены малярным скотчем. Мне кажется, они верят в ядовитые споры или что-то в этом роде.

Принесли еще одну бутылку вина. Я и не заметила, как он ее заказал. Макс между тем перестал смеяться и посмотрел на меня с внезапной серьезностью.

– А сама-то ты как на все это смотришь? – спросил он.

– В смысле?

– Ну, ведь то, что ты рассказываешь, ужасно. Как ты относишься к тому, что тебе приходится так жить?

Судя по его виду, он ожидал от меня всей правды, и я, даже не успев ни о чем подумать, тут же ее и выложила. Поведала ему о миссис П. Как она бубнит часами, перескакивая с одного на другое, – рассказывает о своих детях, о банке, в котором сократили часы работы, о том, какой ужас творится в близлежащей школе, или о своих проблемах со здоровьем, или о программе передач Радио-4, которая-де становится все хуже. А я стою перед ней, глядя, как часы отсчитывают минуту за минутой, и чувствую, что она просто сливает мое время в компостную яму, вырытую в их саду. Я рассказала ему, как мы с Лори проводим вечера. Как часами сидим в интернете, листая бесконечные фотографии комнат, которые можно снять, но, что бы мы ни находили, все гораздо дороже, чем у П. Я рассказала ему о Митчем-роуд. Как каждый раз, делая вдох, представляю себе, что все, что я вижу вокруг, оседает в моих легких, словно песок на дне пробирки. Как все окрестные улицы похожи на нашу: дома уходят вдаль, сколько хватает глаз, совершенно неотличимые друг от друга. Идешь по тротуару и заглядываешь в окна, и всюду стоят кровати. Кровати в гостиных. Кровати под окнами, которые открываются прямо на дорогу, так что можно заглянуть внутрь и увидеть людей, валяющихся в постели в одних трусах. Кровати, которые едва скрывает грязный тюль. Кровати в цокольных этажах, где стекла забраны решетками. Как я все это ненавижу. Я призналась ему, как я все это ненавижу. Все эти кровати. Всех этих людей. И осознание того, как мало места человеку надо. Хоть волком вой.

– Но чего же ты