Книга Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин

растерянного рыцаря.

Лука и Гоше, которые уже потихоньку стали отходить после страшной взбучки, с ужасом переглянулись между собой и, раскрыв рты от изумления, молча уставились на короля.

Он подошел к ним, хотел, было, что-то сказать, но лишь вздохнул и в сердцах взмахнул бумагой, прошел к креслу и плюхнулся в него, вытягивая свои ноги, обутые в высокие сапоги рыжей испанской кожи. Золотые шпоры противно и как-то виновато звякнули о каменные плиты пола, после чего наступило гнетущее молчание.

Шарль молча сопел, закрыв глаза. Его рука, сжимавшая скомканный пергамент, нервно подрагивала, выдавая потрясение прочитанным известием.

Лука переглянулся с казначеем Гоше и тихо приблизился к королю, склонился над ним и прошептал:

– Сир, что бы ни случилось, можете располагать нами пока у нас, еще бьются сердца…

Шарль открыл глаза и невидящим, словно растерянным, взглядом посмотрел на него, потом молча протянул пергамент и сказал:

– На. Почитай на досуге… – он надул губы. – Весьма поучительная история о том, как один папа ткнул носом в навоз не в меру расшалившегося королишку…

Лука взял пергамент, осторожно расправил его и кивком головы подозвал Гоше де Белло. Они уставились в послание и, медленно шевеля губами, стали читать его. Лица их вытягивались и стали походить на карикатурные изображения, настолько они были потрясены.

– Сир. – Гоше грустно покачал головой. – Может он в чем-то и прав, а?..

– Да ты что, обалдел?! – Шарль вспыхнул, сверкая страшными глазами. – Этот прыщ еще будет меня, сына короля Франции, учить уму-разуму?! Ему, видите ли, не понравилось то, с какой рыцарской галантностью я обошелся с телом убитого Манфреда! Он, видите ли, отлучил его от церкви, а я, значит, должен был, словно поганый наемник, бросить его тело на съедение воронам и оставить без простого погребения!..

– Вы во всем правы, сир. – Лука положил руку на плечо короля. – Рыцарь должен всегда чтить смерть своего врага. Особенно, если он погиб, как и подобает настоящему воину. – Лука гордо вскинул голову. – С мечом в руках и впереди своей армии, а не в пьяном угаре где-нибудь в тыловой палатке! Плевать я хотел на этого папу и его посланников! Вот, сейчас, возьму, да и набью морду этому прыщу, что посмел привезти столь похабное письмецо!

Он развернулся и решительной походкой направился к дверям, но Шарль остановил его:

– Остынь! Он совсем ребенок! У него на усах лишь скромный пушок… – король скривился. – Климент хитрец – он все предугадал, поэтому и послал юнца! Рыцарь ребенка не обидит, хотя, видит Бог, следовало бы…

– И что же мы будем делать?.. – Гоше вставил робкое словечко.

– Снимать штаны и бегать! – Резко огрызнулся на него Шарль. – Гоше, право, какой же ты порою идиот! Матерь Божья! Даже слов нет… – казначей побледнел и стал белым, словно чистый снег в горах. – Папа Римский своим письмом налагает на меня и королевство епитимью! Он предписывает мне в годичный срок отправиться в искупительный крестовый поход! Он, что, не понимает, что мне нельзя сейчас покидать границы своего королевства? Бред какой-то, да и только! Я понимаю, если хотя бы через два или три года, но сейчас?!

Король посмотрел на Луку, на этот раз уже более спокойным и взвешенным взглядом. Рыцарь напрягся, ожидая неожиданного вопроса.

– Как там Конрадин? Он, случаем, не ринется в наши пределы, пока я буду воевать во славу Христову?..

Лука вздохнул с облегчением, как ему казалось, здесь он полностью контролировал ситуацию:

– Принц оставил затеи выступить в поход за короной своего отца и дяди. Он, похоже, смирился и притих, охотясь в горах Южной Германии. Мои люди сообщают мне, что он серьезно мается грудью и кашляет, того и гляди, может разыграться чахотка… – Лука облегченно выдохнул и расправил плечи. – Здесь нам нет угрозы.

– Надеюсь, хотя бы здесь ты прав… – Шарль грустно улыбнулся. – Он, случаем, никуда не уезжал или не собирается уезжать? – Внезапно спросил король.

– Да нет, вроде бы… – Лука пожал плечами в ответ.

Король удовлетворенно потер руки и обратился к казначею:

– Отпиши слезное письмо моему брату Людовику и попроси его заступиться за меня перед Климентом. Второе, – он поднял палец к небу, – отпиши самому папе Римскому, что мы смиренно подчиняемся его воле и начинаем готовить армию к походу. Только, – он хитро подмигнул казначею, – пусть он пришлет нам Ордонанс или Буллу, где позволит взимать десятину со всех его приходов, аббатств, монастырей, церквей и… -Король Шарль засмеялся, – короче, со всего, что приносит доход… – Лука засмеялся, Гоше тихонько крякнул. – Посмотрим, как сам папа Римский посмеет нарушить собственные Указы о поддержке крестоносных армий, формируемых в Европе для освобождения Святой земли от неверных!..

К вечеру оба письма были написаны, запечатаны и отправлены по адресатам. Шарль де Анжу, сам того не понимая, своим торопливым и глупым письмом настолько разозлил папу Климента, что этого не могли не заметить все гибеллины, прятавшиеся в городах северной Италии. Восстание, словно пожар в торфяниках, разгорался очень тихо, осторожно и медленно, но, когда он вылезет наружу, его уже ничем не потушить! Вместо примирения Шарль получил рассерженного папу Римского, встревоженные города и ненадежное местное население, начинавшее уже изнемогать под бременем тяжких налогов, введенных новой властью Неаполя…

Конрадин, окрыленный любовью прекрасной Беатрис, вернулся в Швабию только к концу января и был потрясен еще одной приятной новостью – папа Римский наложил наказание на Шарля де Анжу. Но больше всего принца обрадовало другое известие – в большинстве городов северной Италии стали поднимать головы недобитые гибеллины, образуя новые очаги заговоров против гвельфов, папской власти, превратившейся к этому моменту в обыкновенную тиранию и абсолютизм.

Уже в феврале, марте и апреле к нему стали прибывать тайные посланники, сулившие буквально золотые горы и уговаривавшие Конрадина немедленно выступить в Италию. Принц, как и советовала Беатрис, отнекивался, отмалчивался и старательно изображал из себя дурачка, интересующегося лишь охотами да забавами. Время еще не настало, да и Беатрис еще не подала весточку о том, что добралась до Италии нормально и ей не угрожает опасность. Приходилось врать всем и ждать, мучительно, томительно и невыносимо. Приходилось обманывать несчастных посланников и слушать из их уст весьма нелестные отзывы о себе, граничащие с откровенными проклятиями. Конрадин долго плакал ночами, вгрызаясь зубами в подушки, словно пытался выместить на них всю свою злобу за вынужденное бездействие, а утром он уже снова был тем самым «недалеким юнцом, от которого проку мало и который не желает короны Неаполя», как писали в своих тайных депешах