Книга Человеческое животное - Аудур Ава Олафсдоттир

самом деле даже две, потому что после смерти моей родной бабушки часть ее вещей тоже переместилась в эту квартиру. К большому облегчению для мамы, ей не пришлось пристраивать имущество двух покойных. В этом причина эклектичности, а также ответ на вопрос, почему у меня два набора мягкой мебели: один из бордового бархата, другой с обивкой из смешанной ткани с проседью.

— Как густой туман, — говорит сестра.

В квартире давно нужно навести порядок, и сестра многократно вызывалась помочь.

— Не квартира, а магазин Красного Креста. Или склад антикварной лавки, — говорит она и предлагает, чтобы ее муж вывез все лишнее.

До переезда сюда я некоторое время снимала жилье в разных районах города, и зять однажды перевозил мою кровать и несколько коробок с книгами на черном, отполированном до блеска минивэне ритуального бюро.

Я сплю на полуторной кровати из тика, унаследованной от двоюродной бабушки, в спальне еще письменный стол, за которым она копалась в бумагах после выхода на пенсию, а также два ночных столика и комод из тика. В углу, рядом с гладильной доской, на полу стоит старый компьютер — это я убедила бабушку его купить и даже попыталась научить им пользоваться. Он напоминает маленький кинескопный телевизор. В гостиной полки из тика, старый телевизор на подставке и обеденный стол тоже из тика.

— Тик и плюш, плюш и тик, — говорит сестра.

На полу в гостиной ковер с желтыми розами, а над телевизором полка с двумя фарфоровыми собачками, между которыми наша с тезкой фотография, сделанная, когда я получала диплом акушерки: я обнимаю двоюродную бабушку, она улыбается до ушей, едва достает мне до плеча. По такому торжественному случаю на ней черное платье с серебряным отливом, нитка жемчуга и серьги, я в синем брючном костюме.

Из гостиной и кухни вид на кладбище, окно спальни выходит на задний двор с мусорными контейнерами. Там растет старый двуствольный клен.

В нижнем ящике комода хранятся бабушкины принадлежности для шитья: коробка с пуговицами, еще одна с булавками и три подушечки с иголками. Пуговицы в металлической коробочке из-под швейцарского шоколада, на ней высокие горы, ели на заснеженных склонах, полная луна, мерцает снег. Во втором ящике ее украшения, а в шкафчике в ванной комнате помада, пудра и парфюм. В гардеробе на одной стороне штанги висит моя одежда, на другой — ее нарядные платья. Я вытираю посуду бабушкиными полотенцами и пользуюсь ее электрическим чайником, на окнах занавески, которые она сшила и повесила еще в семидесятых. Холодильнику сорок лет, но он не течет. Когда я въехала, нашла в кухонном шкафу полпачки печенья с кремом, пакет фиников, суп из цветной капусты и пять неоткрытых банок консервированных груш и персиков.

В квартире все напоминает о том, что бабушка была рукодельницей. Вышитые подушки на стульях и креслах — сестра насчитала семнадцать, масса сонеток и вышитых скатертей. На подушках бабушка вышила жемчужины нашей природы, а также образцы исландской флоры — лесную герань, одуванчик и дриаду. Однако прежде всего внимание приходящих в эту квартиру привлекает большой гобелен над диваном, на нем изображена Дева Мария, кормящая грудью младенца Иисуса. Мария в красном плаще с синей подкладкой, она смотрит на младенца, сидящего у нее на коленях на бархатной подушке бутылочно-зеленого цвета. Младенец обнажен, если не считать набедренной повязки, он оторвался от груди матери, поднял голову и поднес ко рту большой палец. Грудь и то, как Мария держит ее и дает младенцу, — центр композиции. Насколько я могу судить, ребенку пять месяцев. Одни детали интересовали бабушку явно больше, чем другие, прежде всего грудь. В то время как другие элементы выполнены просто, почти небрежно: грубая пряжа, лаконичные цвета, например, два безногих ангела в верхних углах, — для груди бабушка использовала несколько видов игл и нитки разных оттенков. И если другие детали кажутся плоскими, то грудь явно выделяется, можно сказать, она трехмерная, хотя я не хочу заходить так далеко, как сестра, и не говорю о плоти. Больше всего бабушка явно работала над соском, использовала разные оттенки розового и наложила нити друг на друга в несколько слоев, и теперь он бросается в глаза, подобно кнопке домофона в темноте.

Как выражается сестра, гостиной правит грудь.

За исключением вышивки и оранжевых виниловых обоев на одной стене гостиной, все остальное — мебель, предметы интерьера и занавески — в разных оттенках коричневого: светло-коричневое, темно-коричневое, красно-коричневое, янтарное.

За четыре года, прошедшие со смерти двоюродной бабушки, я мало что поменяла в квартире. По правде сказать, ничего.

Оглядываю спальню и вижу, что она похожа скорее на кабинет с письменным столом и бабушкиными бумагами повсюду. Это, однако, не мешает мне иногда оставлять гостей на ночь. Обстановка почти никого не волнует.

Два сердца

Вчера вынула из морозилки два бараньих сердца, положила на тарелку и поставила в холодильник. Я довольно редко ем мясо, но сердце ягненка— недорогое блюдо, которое двоюродная бабушка иногда готовила, когда мы жили вместе. Открываю холодильник и достаю сердца, свет образует треугольник на кухонном полу. Промываю сердца в мойке под холодной струей и слышу, как внизу открывается и закрывается входная дверь, на лестничной клетке раздаются шаги. Кто-то поднимается и, похоже, останавливается у моей квартиры. Шебуршится у двери и берется за ручку. Сомнений быть не может: кто-то пытается вставить ключ в мой замок. Я выключаю воду и вытираю руки. Уже собираюсь выйти, когда раздается стук в дверь.

На лестничной площадке стоит бледный усталый мужчина, вокруг шеи дважды обмотан шарф. Рядом с мужчиной чемодан. Мужчина держит в руке ключи, здоровается и извиняется за беспокойство. Говорит он по-английски, объясняет, что ищет квартиру, которую снял на праздники. Парень с мансарды иногда сдает туристам квартиру, но в последнее время редко. Он играет на бас-гитаре в группе, и мы с соседкой с нижнего этажа договорились с ним, чтобы дома он не включал усилитель. Несколько дней назад я как раз на него наткнулась, он сказал, что на Рождество уедет к матери, но ни слова о том, что сдал квартиру.

Объясняю мужчине, что он перепутал этаж.

Имя двоюродной бабушки до сих пор значится рядом со звонком, замечаю, что пришелец старается его прочесть. Я оставила бабушкино имя, а свое добавила ниже.

— Это третий этаж. Ваша квартира на мансардном этаже.

Мужчина благодарит, снова извиняется, говорит, что провел в пути тридцать три часа, не выспался. И добавляет:

— Я живу на другой стороне планеты. Против солнца.

Он смотрит мне через