Книга Зимний путь - Амели Нотомб

В возрасте шестнадцати лет я полностью лишился аппетита, хотя доктора не нашли у меня анорексии. За два месяца я похудел на 20 кило. Парень ростом метр семьдесят пять и весом 40 кг представляет собой отвратительное зрелище. Так продолжалось полгода, а затем я снова начал нормально питаться. Самое любопытное в этом феномене было то, что он открыл мне чудесные свойства, которых доселе я был лишен, в том числе сверхъестественную способность концентрировать свои помыслы на каком-то одном человеке.

Благодаря тем шести месяцам совершенно бесплотного существования мне не грозит забыть, что любовное чувство само по себе уже есть благодать, состояние абсолютной просветленности, когда все другие чувства попросту отмирают.

В книжном магазине меня ждал мой заказ; я унес домой книги Альеноры. И прочел их все залпом, не щадя органов чтения; впрочем, трудно было определить, какие именно требовались для восприятия ее романов. Поглощать произведения сочинителя с целью завоевать его свиту — задача не из простых. Затем я сочинил послание, адресованное мадемуазель Малез и полное таких дифирамбов, что она неизбежно должны была похвастать ими перед своей опекуншей. В конце письма я указал свои координаты, и — о чудо! — Астролябия позвонила мне.

— Какое замечательное письмо! — горячо сказала она.

— Ну что вы, я просто хотел выразить свое восхищение.

— Альенора даже попросила меня прочесть его вслух: она хотела убедиться, что глаза ее не обманули.

— По той же причине мне хотелось бы, чтобы вы читали мне вслух ее книги.

Я услышал смешок на другом конце провода.

— Надеюсь, EDF позволит нам пригласить вас на чашку чая, при условии, что мы не будем говорить об отоплении?

И вот в следующую субботу, в 17 часов я отправился к ним в гости. Чаепитие в обществе моей прекрасной дамы и полоумной сочинительницы оказалось довольно сложным экспериментом.

В квартире царил почти такой же страшный холод, как и прежде.

— Я вижу, вы не пользуетесь моим калорифером, — констатировал я.

— Если хотите, можете донести на нас в EDF. Я не предлагаю вам снять пальто. Вы уж поверьте нашему опыту: в верхней одежде лучше сохраняется накопленное тепло.

Я преподнес им коробку миндальных пирожных «Ladurée». Наливая мне чай, Астролябия предложила взять одно из них, и я почувствовал, что это приказ.

— Сейчас или никогда, — добавила она.

Я понял, что́ она имела в виду, когда коробка «Ladurée» попала в руки Альеноры: с восторженным мычанием она начала засовывать в рот пирожное за пирожным. В магазине я выбрал ассорти из двадцати штук со всякими добавками; попробовав очередную разновидность, Альенора ревела от удовольствия, хватала Астролябию за руку, чтобы привлечь ее внимание, и широко разевала рот, демонстрируя цвет пирожного, повергнувшего ее в такой экстаз.

— Жаль, не догадался купить набор из тридцати штук, — заметил я.

— Что тридцать, что сорок, она все равно съела бы все. Правда, Альенора?

Писательница с готовностью закивала. Покончив с угощением, она восхищенно оглядела синевато-зеленую коробку; казалось, мои вопросы по поводу написания романов проходят мимо ее сознания.

— Альенора не отвечает, когда люди интересуются ее творчеством, — сказала Астролябия. — Она не способна объяснить, как создает свои произведения.

— И она права.

Мне было не очень-то удобно говорить в третьем лице об Альеноре в ее присутствии, но присутствие это было весьма относительным. Слабоумная нас не слушала.

— А она действительно прочла мое письмо? — спросил я.

— Конечно. Можете не сомневаться — Альенора очень чувствительна к комплиментам. Однажды, когда я стала нахваливать один из отрывков ее текста, она закрыла глаза. Я спросила: «Почему ты так реагируешь?», и она ответила: «Мне тепло в твоих словах!»

— Красиво сказано!

— А мне всегда радостно слышать комплименты, которые расточают Альеноре.

Эта фраза не пропала втуне: я тут же разразился пылкой хвалебной речью в адрес романистки. Конечно, я слегка преувеличивал, но чего не сделаешь ради благородной цели! Астролябия не скрывала удовольствия, которое я ей доставил; в общем, спектакль получился восхитительный.

Когда представление закончилось, владычица моих мыслей зааплодировала.

— Вы лучший в мире восхвалитель, какого я знаю. Альенора очень польщена.

Вот в этом я как раз сомневался: уткнувшись носом в коробку «Ladurée» и скосив глаза, романистка увлеченно изучала узор на крышке.

— Я говорил это от чистого сердца! — заявил я.

— Как критик вы гораздо даровитее того субьекта, чье имя носите.

— О, вы меня очень порадовали, — удивленно ответил я: оказывается, она запомнила то, что я рассказал в прошлый раз.

— А как же вас угораздило попасть на работу в EDF?

В полном восторге от ее интереса к моей персоне, я принялся излагать ей краткую биографию молодого человека, страстно любящего филологию, который при этом вовсе не собирался становиться преподавателем. В 1996 году компания EDF, достигшая пика своего могущества, выделила большой грант на издание сборника литературных произведений, в которых описывались бы всякие неизвестные ранее методы использования электричества. И меня, в возрасте двадцати девяти лет, наняли в качестве исполнительного директора этой серии. В каком-нибудь издательстве такая должность сделала бы из меня важную шишку, но в EDF я играл скромную роль временного сотрудника. Когда бюджет был исчерпан и не возобновлен, я попросил, чтобы меня не увольняли. И вот мне нашли это тепленькое местечко, которое я по сей день и занимаю.

— Очень интересная у вас работа, — сказала Астролябия. — Вы встречаетесь с самыми разнообразными людьми…

— Ну скорее мне приходится иметь дело с самыми разнообразными страдальцами — с иммигрантами, которые боятся, что я их выгоню на улицу; с обездоленными, которые демонстрируют свою нищету так вызывающе, словно считают меня ее виновником; с ассистентками романисток, которых раздражает мое желание им помочь.

Она улыбнулась. Альенора потребовала чая и принялась поглощать чашку за чашкой; тут мне стало ясно, почему Астролябия подала на стол такой огромный чайник.

— Альенора ничего не делает наполовину, — объяснила она. — Когда она пьет чай, то уж до победного конца.

Результат не заставил себя ждать. Писательница вышла в туалет, вернулась, снова вышла, снова вернулась, и так далее. Это был интересный случай вечного движения. Всякий раз, как она исчезала, я пользовался ее отсутствием, чтобы хоть на шаг продвинуться в своих ухаживаниях:

— Мне так хотелось бы снова увидеться с вами.

Или:

— Я все время думаю о вас.

Или: