Книга Зимний путь - Амели Нотомб

— У нее очень странный голос, я с трудом ее понимаю.

— Да, это типично при такой болезни. Но к ее дикции со временем привыкаешь.

— А как именно называется эта болезнь?

— Очень редкая разновидность аутизма, болезнь Пнэ.[12]Так зовут врача, который классифицировал этот вид дегенерации, — обычно ее называют «тихим аутизмом». Одна из проблем страдающих этой болезнью состоит в том, что они не умеют защищаться от агрессии со стороны, просто не воспринимают ее как таковую.

Поразмыслив, я сказал:

— И, однако, в ее романе…

— Верно. Но это оттого, что Альенора — писательница: в процессе творчества ей удается выразить то, чего она не видит в повседневной жизни. Увы, другие больные с этим синдромом не обладают ее талантом.

— Следовательно, ее талант не является следствием заболевания.

— Нет, является. Это род инстинктивной защиты от чуждого окружения, творческий дар, который не развился бы в ней, не будь она аутисткой. Я терпеть не могу теорию полезного зла — мол, не было бы счастья, да несчастье помогло, — но должна признать, что без этого несчастья Альеноре никогда не удалось бы выработать свой писательский почерк.

— А в чем еще состоит ваша роль, кроме того, что вы пишете под ее диктовку?

— Я служу посредницей между Альенорой и внешним миром. Работы у меня хватает: я торгуюсь с издателями, слежу за ее физическим и умственным здоровьем, покупаю для нее продукты, одежду и книги, подбираю музыку, вожу в кино, готовлю еду, помогаю ей мыться…

— А она и на это неспособна?

— Она считает грязь неким забавным явлением и не понимает, зачем ее нужно смывать.

— Вы мужественная девушка, — сказал я, пытаясь представить себе эту гигиеническую процедуру.

— О, я многим обязана Альеноре. Я ведь живу на ее деньги.

— Если учесть все, что вы для нее делаете, это более чем справедливо.

— Не будь ее, мне пришлось бы заниматься какой-нибудь рутинной утомительной работой. Благодаря Альеноре мое существование обрело смысл, и я благодарна ей за это.

Меня привело в ужас то, что она поведала. Сам я, хоть убей, не смог бы переносить такую жизнь. А она — она была ей рада!

Я подумал: уж не святая ли она? Святые женщины вызывают во мне нечто вроде эротического возбуждения именно оттого, что раздражают. Не такое чувство я хотел бы питать к этой молодой женщине.

— Как же вас зовут? — спросил я, чтобы покончить с темой великодушия.

Она улыбнулась так, словно готовилась выложить на стол козырную карту:

— Астролябия.

Если бы я в этот момент что-нибудь ел, то наверняка поперхнулся бы.

— Но… такого женского имени нет, есть лишь мужское — Астролябий! — воскликнул я.

— О, наконец-то я встретила эрудированного человека!

— Так звали сына Элоизы и Абеляра![13]

— Я вижу, EDF набирает в свой штат схоластиков?

— Как это вашим родителям пришло в голову наречь вас Астролябией?

— Надеюсь, хотя бы вы не думаете, что это псевдоним, который я выбрала, чтобы потешать публику?

Еще бы! Кто-кто, а уж я-то хорошо знал, на какие идиотские сюрпризы способны родители, подыскивая имя для своего отпрыска!

— Мою мать звали Элоизой, — продолжала она, — а отца Пьером, так же, как Абеляра. И это было бы еще полбеды. Но вскоре после моего зачатия отец стал фанатичным сторонником Фиделя Кастро, бросил мою мать и уехал жить на Кубу. Мама, в порыве мести, назвала меня Астролябией: мол, все сторонники Кастро — кастраты, и пусть мой отец, если он вернется, узнает ее мнение на сей счет. Увы, он так и не вернулся.

— Наречь эдаким имечком своего ребенка из мести… ничего себе подарочек!

— Я с вами согласна. Но все-таки мне нравится мое имя.

— Вы правы, оно великолепно.

Мне очень хотелось, чтобы она проявила такое же любопытство в отношении меня. Увы, она не задала мне вопрос о моем имени. Пришлось самому проявить инициативу. Объяснив ей, кем был Зоил, я подвел итог:

— Мы с вами товарищи по несчастью: носим дурацкие имена, которыми наши родители «осчастливили» нас в порыве преступного легкомыслия.

— Ну… можно на это смотреть и так, — сказала она тоном человека, решившего положить конец беседе. — Альенора, наверное, уже кончила надписывать вашу книгу. Пойдемте к ней. Я и без того отняла у вас слишком много вашего драгоценного времени.

Ошарашенный ее холодным тоном, я встал и поплелся за ней. Неужто я допустил какой-то промах? В доме меня спасла Альенора, которая с широкой улыбкой и торжествующим видом протянула мне книгу. Я прочел ее надпись: «Для господина, целую, Альенора».

— По-моему, вы ей очень понравились, — констатировала смягчившаяся Астролябия.

Коль скоро меня помиловали, я решил не испытывать судьбу и откланялся. А в благодарность дал себе слово крайне внимательно прочесть все произведения этой писательницы.

* * *

Астролябия… Разумеется, я готовлюсь взорвать этот самолет только ради нее. Она-то, конечно, пришла бы в ужас, узнав такое. Что ж, тем хуже: есть женщины, которых нужно любить вопреки им, и поступки, которые нужно совершать вопреки себе.

Впрочем, не буду утверждать, что, окажись мой любовный роман счастливым, я не стал бы сегодня воздушным пиратом-любителем. Во-первых, я понятия не имею, что такое счастливый любовный роман. В каком таком случае любовь может называться счастливой? Во-вторых, я совсем не уверен, что даже в случае бесспорного успеха в любви не посвятил бы этот день исполнению своего замысла.

Когда Астролябия узнает, что я натворил, она будет презирать меня, возненавидит, проклянет день нашей встречи, сожжет мои письма или, хуже того, отнесет их в полицию, но я уверен, что ни одному мужчине больше не удастся так долго занимать ее мысли. А это уже неплохо.

Я не знаю, что такое счастливая любовь, но твердо знаю другое: несчастной любви не бывает. В самом сочетании этих двух слов таится противоречие. Испытать любовь — это уже такое потрясающее счастье, что невольно возникает вопрос: нужно ли желать большего?