Книга Принц Генри - Эмма Чейз

Что за больной ублюдок такое придумал? И совершенно точно мужчина. Я сомневаюсь, что они изложили бы все настолько же детально, если б закон требовал, например, обследования простаты, обязательного для всех членов Парламента.

– Я заварю чай. Не желаете чашечку?

Поднимаю взгляд и в дверях вижу Фергуса в халате и тапочках, с помятым раздраженным лицом.

– Я не знал, что ты уже проснулся, Фергус.

– Разве можно спать спокойно, когда ты бродишь по коридорам, словно кот в поисках самки?

– Прости.

– Так будете чай или нет?

Откладываю документ обратно в стопку.

– Нет, спасибо.

Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг смотрит на меня через плечо и тихо добавляет:

– С королевой было так же.

– Что – так же?

– Она мало спала. Когда Ее Величество была юной девушкой, то спала по три часа, а потом вставала и была похожа на того гротескного грызуна с большим барабаном.

Он имеет в виду кролика из рекламы «Энерджайзер».

– Я не знал, что и у бабушки так было, – мягко говорю я.

Он ковыляет к книжной полке, проводит пальцем по переплетам книг, потом вытаскивает толстенный том.

– Ей помогало чтение. Вот эта книга у нее была любимой.

Том с тяжелым стуком опускается на стол передо мной.

«Гамлет». Интересно.

– Ты же понимаешь, что они все померли? И король, и королева, и милый принц – в конце все померли.

Не самое лучшее чтиво для приятных сновидений – особенно в нашей семье.

– Я сказал, это был выбор твоей бабушки, не мой, – отрезает он и, шаркая, удаляется.

Листаю страницы и говорю сам с собой.

– «Всего превыше: верен будь себе…»[11] Легко сказать, Полоний.

Это ведь совсем не моя жизнь. Никогда ею не была. Титул, ответственность, брожения по коридорам огромного каменного чудовища, когда компанию мне составляет только звук собственных чертовых шагов… И если мне тут нужно таким вот образом «акклиматизироваться», этого не происходит.

Потому что Николас ошибается. Я – его «слепое пятно», так всегда было. Раньше я этим пользовался. Он добрый и желает добра мне… но он ошибается.

И мы все круто попали.

Тишина смыкается вокруг меня, и я начинаю нервничать. Тут как в чертовой гробнице. И слова звучат во мне чужим призрачным шепотом:

«Верен будь себе, Генри…»

Может, в том и проблема? И решение.

Резко встаю, начинаю ходить туда-сюда. Мне нужно подумать, а думаю я всегда лучше, когда двигаюсь. Еще лучше, правда, получается после хорошего секса, но если б да кабы да во рту росли бобы…

В общем, суть в чем – я ведь уже долго не чувствовал себя самим собой. Мне нужно вернуться к себе самому, хоть ненадолго. Снова вернуть ту чертовщинку, легкую безуминку.

А еще мне нужны женщины – может даже, целый десяток женщин.

Да, у меня дерьмово получается с политикой и с гольфом, дерьмово получается делать то, что мне говорят, зато мне всегда отлично удавалось развлекать других. Устраивать шоу. Делать людей счастливыми. Уж что-что умею отлично – так это делать из жизни вечеринку.

Разглядываю эту идею со всех сторон, мну, как пластилин, пока наконец она не начинает обретать форму. Я ведь обо всем этом не просил, но пора бы уже возглавить этот бардак. И раз уж мне суждено потерпеть сокрушительное поражение, то пусть я хотя бы сделаю это по-своему. Провалюсь – так с громким треском.

И с вечеринкой. Нескончаемая вечеринка на целый месяц, и двадцать прекрасных женщин, из кожи вон лезущих, чтобы мне понравиться.

Ну в самом деле, что может пойти не так?

Я словно услышал голос Господа Бога – у меня даже плечи расслабились. И больше не давит в груди, словно у меня вот-вот случится гребаный сердечный приступ.

И мне… хорошо. Я снова управляю своей жизнью.

Я поднимаюсь, оставляя за спиной все эти документы и глупые законы. Поднимаюсь в спальню, подхватываю с бюро бумажник и достаю визитку с острыми краями – она все еще там.

А потом я беру мобильник и набираю номер.

4

Сара

– Вот черт. Какая муха укусила его за яйца…

Пробормотала я и уставилась на значок нового имейла на экране мобильника – призыв от мистера Хаверстрома, моего начальника. И хотя день солнечный, приятно прохладный, на лбу выступает пот.

Энни резко поворачивается, и ее светлый хвостик щелкает, словно кнут. Кажется, она услышала только про яйца.

– Ух ты, неужели тебе кто-то скинул дикпик[12]? – она тянется ко мне. – Ну-ка, ну-ка покажи! О каких яйцах речь? Большие яйца? Странные яйца?

– Может, яйца вкрутую? – неуверенно добавляет Уиллард, сидя в кресле напротив небольшого круглого стола во внутреннем дворике.

Энни аплодирует. Повторы «Субботней лихорадки»[13] в Весско популярны.

– Отличный поворот, – она съедает салат со своей вилки. – Я же вам рассказывала, какие яйца у Эллиота?

Я многозначительно смотрю в карие глаза Уилларда, потом перевожу взгляд на часы. Три минуты семнадцать секунд. Ровно столько прошло с тех пор, как Энни в последний раз упомянула Эллиота Стэплворта, своего бывшего. Тот еще мешок с дерьмом. Он порвал с ней две недели назад, но Энни все еще по нему сохнет. Она заслуживает гораздо лучшего. Тем более что этот Эллиот – не просто мешок с дерьмом, он еще и о бритье паха никогда не слышал.

– Это были самые настоящие маленькие волосатые монстры. Как два ежика, свернувшиеся у него между ног, только совсем не милые. Его лобковые волосы у меня постоянно в горле застревали – приходилось выкашливать, ну, как кошке.

Я даже представлять этого не хочу.

Уиллард хмурится.

– Вот же грубый хмырь. Это совсем не возбуждает. Мои – гладенькие, как задница младенца.

И этого я тоже не хочу представлять.

Смотрю ему прямо в лицо.

– Слушай, ну вот зачем мне про это знать?

Он подмигивает мне.

Энни подается вперед.