Книга Порочные удовольствия - Меган Марч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент в автобус поднимаются другие участники гастролей, прерывая наш разговор.
– А вот и парень, который знает, как вымаливать прощенье. Я записываю твои слова, чувак, на случай, если окажусь в таком же дерьме.
Бун идет по проходу, протягивая мне руку, покрытую татуировкой в виде кастета и черепов.
– Бун Трэшер.
Я поднимаюсь и окидываю его оценивающим взглядом, как мужчина мужчину.
– Крейтон Карас.
Мы пожимаем руки, стараясь не сдавливать пальцы друг друга слишком крепко, чего я не ожидал от парня с вытатуированным кастетом.
На нем все еще рваные джинсы, камуфляжная бейсболка и высокие сапоги, в которых он выступал на сцене. Хотя он надел новую футболку, потому что старую он сорвал с себя посреди выступления.
– Обращайся с этой девочкой хорошо, слышишь? Или ответишь мне.
Глаза Трэшера впиваются в меня, и его слова звучат сурово.
Я хочу сказать ему, что это не его собачье дело, но останавливаюсь. Честно говоря, я рад, что у нее есть кто-то, кто настолько хорошо относится к ней, чтобы угрожать мне. И до тех пор, пока его чувства чисто платонические, у нас с ним не будет проблем.
– Спасибо за предупреждение. Я рад, что у Холли есть друг, прикрывающий ее спину.
Он улавливает ударение, которое я делаю на слове «друг».
– Не беспокойся, парень. У меня есть своя женщина. Не собираюсь клеиться к твоей. – Он наклоняется ближе ко мне и добавляет: – Кроме того, если бы я захотел увести ее, у тебя не было бы шансов.
Его самоуверенность тут же вызывает во мне желание ударить его кулаком по физиономии, но Холли фыркает, очевидно, уставшая от мужских разборок между мной и Буном.
– При всем уважении к тебе, с этим я не соглашусь, – говорю я, намереваясь завершить на этом нашу беседу.
Его громкий смех разносится по автобусу. Я отступаю на шаг и жестом собственника обнимаю Холли.
Трэшер с улыбкой говорит:
– Ты, возможно, сойдешь, парень. Решительно лучше, чем этот говнюк Джесси. – Он поднимает руки. – Мне плевать, если кто-то предпочитает член вагине. Каждому свое. Но мне не нравится, что он использует Холли, чтобы притвориться, будто это не так. Если ты достаточно смел, чтобы трахать другого мужика в задницу, ты должен быть и достаточно смел, чтобы признаться в этом своим фанатам. Или, во всяком случае, не заставлять студию прикрывать твою задницу. Но это мое личное мнение. Не то чтобы это имело какое-то значение.
Ну что же, этот парень мог бы мне понравиться.
– Я, безусловно, разобрался с этой ситуацией.
– Очень прямолинейно. Мне нравится твой стиль, парень.
Я киваю, горя желанием поскорее закончить этот разговор. Холли сейчас рядом со мной, а это значит, что я хочу лишь одного – остаться наедине с ней, чтобы кое-что прояснить. А именно то, что она больше не должна никогда уходить от меня, оставив записку всего лишь из двух слов. В идеале – вообще уходить от меня.
– Ну, нам пора убираться, чтобы не мешать тебе. Полагаю, что остальные члены твоей группы ждут, чтобы сесть в автобус?
– Они в автобусе для «открывашек».
Я смотрю на Холли, и она поясняет:
– Я делю автобус с другими ребятами, выступающими в первом отделении.
У меня в памяти всплывают четыре огромных бородатых мужика, похожих на лесорубов, которые вышли на сцену после Холли и играли на множестве инструментов.
– Ты делишь автобус с четырьмя мужчинами?
– С семью, если считать парней из моей группы.
– С сегодняшнего вечера с этим покончено. Мы поедем в отель, а потом я доставлю тебя в Даллас.
– Я всегда путешествую со своей группой, – протестует Холли.
– А теперь ты будешь путешествовать со своим мужем.
Трэшер усаживается на сиденье, даже не притворяясь, что он нас не слушает. Более того, он решает поучаствовать в разговоре:
– Она путешествует вместе со всеми. Так у нас принято.
– Тогда она будет путешествовать в своем личном автобусе. А ее музыканты могут остаться с той другой группой.
Бун одобрительно кивает:
– Это подойдет. Тогда я смогу выкинуть из своего автобуса их ударника. Но тебе придется самому платить за это. Студия никогда на такое не пойдет.
– Неважно. Если бы ты не настаивал на том, чтобы она ехала в автобусе, мы остались бы ночевать в отеле, а потом полетели бы на самолете.
Трэшер качает головой и протягивает руку к бутылке «Джонни Уокер Блю Лейбл». По крайней мере, этот парень разбирается в виски.
– Это значит искушать судьбу, чувак. Слишком много хороших артистов разбилось в авиакатастрофах. Я не признаю самолеты.
– Крейтон, – говорит Холли, прерывая нас, – нам нужно об этом поговорить.
Я смотрю на нее сверху вниз.
– Здесь не о чем говорить. Ты должна быть здесь, а я обнаружил, что не хочу, чтобы ты была здесь без меня.
Она сбрасывает с плеч мою руку.
– Ты не вправе принимать такие решения.
Я бросаю взгляд на Трэшера, которому не хватает только попкорна, судя по живому интересу, с которым он наблюдает за нашей беседой.
Я снова перевожу взгляд на Холли.
– Сегодня ночью мы будем спать в отеле.
Она прислоняется спиной к кухонному шкафчику и скрещивает руки на груди. Я солгу, если скажу, что меня оставило равнодушным то, как при этом движении приподнялись ее груди, обтянутые топом с открытыми плечами.
Мои глаза прикованы к ним, и я почти пропускаю мимо ушей ее следующую реплику:
– Мы трогаемся в путь через несколько минут и будем ехать всю ночь.
Мои губы вздрагивают, и я с трудом подавляю желание перегнуть ее через колено и отшлепать за дерзость. Но это должно быть сделано без заинтересованных свидетелей.
– В какое время ты должна быть на месте?
Холли предоставляет ответить Трэшеру.
– Если она будет там к полудню, я не возражаю. И если ты полетишь с ней на своем чертовом самолете, не говори мне этого. Я не хочу ничего знать. И я, черт возьми, не хочу искать кого-то еще для первого отделения концерта, если твой самолет упадет.
Я хватаю Холли за руку и притягиваю ее к себе. Она шумно выдыхает от прикосновения к моей груди. Она поднимает руку и впивается мне в плечо. Нам следует как можно скорее убраться из этого автобуса, прежде чем я забуду, что мне не нужны чертовы свидетели.
Не отводя взгляда от ее широко раскрытых карих глаз, я говорю Трэшеру:
– Увидимся завтра в полдень, Трэшер.
Холли