Книга Внутри меня гасли звезды - Нат Рейвен

Ко мне всегда было больше требований, больше замечаний. Но через боль и слезы я добивалась высот, поэтому не злюсь на нее. Я знаю, что каждое ее слово небезосновательно.

Я поднимаюсь. Сто раз про себя повторяя, что танец – не набор движений, а смесь эмоций. Важно не только правильно двигаться, важно вложить в это действие себя. Джаз-модерн – танец баланса между полетом и гравитацией. Это момент возвышения и падения навзничь. Здесь важна каждая деталь. 

Четыре восьмерки (2). Вступление. Спина прямая, руки во второй позиции. Резкий выпад в сторону с зависанием одной ноги в воздухе. Вперед…

Я должна отточить каждое движение.

***

Помню каждый кусок хореографии того номера. Я выстроила в нем определенную политику движений и чувств. Все было идеально. Меня приняли, похвалив отличную технику.

Помню счастливые и гордые глаза мамы, когда она узнала, что я поступила в самую лучшую школу искусств. Тогда весь мир заиграл яркими красками, засиял светлыми лучами, закипел жизнью. Я была счастлива. Я обожала танцевать и только в этом деле видела свое будущее.

В ушах зашумела кровь. Перед глазами встала мутная пелена. По холодной щеке скатилась скупая слеза боли. В зале эхом пронесся родной голос матери, вылезший из глубин памяти. Дрожащие руки сжались в кулаки. Ногти вонзились в кожу, прокалывая внутреннюю сторону ладони.

Она была моим воздухом, но потом исчезла, а я получила кислородную недостаточность.

Не смей реветь. 

Это все равно не поможет. 

Легче не станет.

Вместо того, чтобы поддаться слабости, неожиданно для самой себя, я начинаю двигаться, повторяя движения того самого танца. Как сахар в кипятке, все вокруг растворяется, перестает быть видимым.

Прыжок. Нога вытянутая. Прогиб. Ее лицо.

Ох, моя спина!

Кажется, там что-то хрустнуло. Только идиот станет танцевать, не размявшись перед началом. Мой длительный перерыв сказался на форме. Я закостенела. Впрочем, это касается не только растяжки…

Услышав шорохи за дверью и тяжелый голос Стива, я оборачиваюсь.

За мной приехали.

Точно в срок. Слишком ожидаемо.

2. Счет – немаловажное понятие, без которого трудно разобрать танец на составные части. Чтобы просчитать музыку, нужно услышать ритм. Обычно на восемь счетов приходится одна строчка куплета песни.

Глава 4

Я устал. Я правда устал. Она сводит меня с ума. Каждая её выходка стоит многого: нервов, бессонных ночей, финансов. Мне не жаль денег для дочери, но когда они уходят на оплату ущербов, нанесённых в порыве гнева…

Проще ограбить банк, нежели достучаться до нее. Она уничтожает себя. Медленно, но уверенно двигается в сторону бездонной пропасти. И я боюсь, что однажды не смогу ее спасти, не успею подать руку помощи. Я боюсь, что однажды потеряю ее так же, как потерял Мередит.

Ее уход для многих стал болезненным. Я не исключение. Я горевал, не спал сутками, вспоминая наше счастливое, полное радости и любви, прошлое. Но я смог совладать с собой и справиться. У меня был стимул продолжить жить, не простаивать на месте, упиваясь болью, и этот стимул – две мои дочери. Но Дакота… моя маленькая девочка потерялась, заблудилась так далеко, что я уже не знаю, где и как ее найти.

Это не она.

Ее нет рядом.

В ее, казалось бы, знакомых глазах нет ничего родного. Единственное, что в них отражается, – это ненависть. Ненависть ко всему. И никакие способы вернуть ее в прежнее состояние не работают.

Я часто вспоминаю ее прежнюю. Задорную, веселую, инициативную, уверенную в себе девушку я видел каждый день до того самого момента… Потом он стер из нее эти качества. Во мне еще теплится надежда, что они не исчезли бесследно, что однажды она сможет перебороть свою темную сторону.

После того, как мы вернулись из Нью-Йорка, она опять замолчала. Она и раньше уходила в себя, но с каждым разом эти путешествия затягивались все дольше и дальше. Уж не знаю, что лучше – животные крики или храм тишины за дверью.

О чем она думает? Что ее тревожит? Что она хочет сказать, но не может?

Дакота просто там сидит и ничего не делает. А ведь и дня не было, чтобы она не проводила его в движении. Она постоянно танцевала. Это занятие всегда помогало ей в трудные минуты. Кажется, что когда включалась музыка, и она начинала двигаться, то все плохое, посетившее ее душу, тут же испарялось. Но только не в этот раз. Она уже как год забросила все, что связано с танцами. Переехав в Филадельфию, я даже оставил одну комнату для хореографического зала, но она туда так ни разу и не заглянула.

– Милая, открой! – Я стою под дверью, стараясь достучаться хоть до какого-нибудь чувства дочери. – Я принес твою любимую пиццу с морепродуктами.

Но в ответ, как обычно, тишина.

А вдруг она что-нибудь сделала с собой?!

Эта мысль неожиданно въелась в мозг и заставила сердце забиться в два раза быстрей.

Тело покрывается холодным потом. С колющим страхом в душе я начинаю неистово колотить в дверь, пинать ее ногами, выбивать. Она не сдерживает напора и срывается с петель, с грохотом падая на паркет.

– Стив, немедленно сюда!

Дакота, зачем ты так со мной? Что же ты творишь?

***

Иногда кажется, что мое путешествие по этому миру закончилось. Моя душа отправилась в свободный полет, оставив искалеченное тело на произвол судьбы доживать остатки дней.

Мост Бенджамина Франклина, конечно, не Бруклинский – жалкая замена, но тоже ничего. Яркая подсветка отражается в водах реки, усыпая ее голубыми и желтыми пятнышками. Небо сейчас такого глубоко темно-фиолетового цвета, что хочется протянуть к нему свои руки и дотронуться, а еще лучше устремиться ввысь. Взлететь, как птица или, на худой конец, как кленовый лист, гонимый ветром. Мне хочется туда, где не будет ни одной живой души, ни единого звука. Я хочу отдаться пустоте, как моя никчемная душа. Я хочу почувствовать невесомость. Я хочу стать невесомостью.

Окруженная сотнями разных звуков городской суматохи, я сижу на одинокой скамейке возле ветвистого дуба. Его темные ветки по-хозяйски протягивают свои длинные лапы. И, думаю, если бы они могли двигаться, то удавили бы меня, подняв над землей за шею.

Все вокруг незнакомое и чужое. А я сбежала из дому. На этот раз незаметно. Вылезла через окно, как мелкий воришка или строптивый подросток. На это раз мне не хотелось выбивать мнимую свободу скандалом. Я просто тихонько ушла.

Не знаю, куда держать путь. Я устала. Я очень устала. Может, взять и уехать отсюда? Сменить не город, а страну? Свалить в какую-нибудь Канаду или Мексику? Денег у меня достаточно, я была не дурой и переводила все, что давал мне отец, на левый банковский счет. Там накопилась приличная сумма. Жить на нее можно спокойно год. Но только вот есть ли смысл в том, чтобы сесть в самолет и покинуть все? Оставить прежнее, забыть? Есть ли смысл хоть в чем-то?