Книга Рам и Гау. Повесть об обезьянолюдях - Софья Радзиевская

Вдруг он повернулся и, злобно зарычав, ударил дубиной по остывшей груде угольев. Орда в испуге шарахнулась в стороны: все помнили, что дубинка предводителя, когда он в гневе, может расколоть череп как орех. Но что это? Угли разлетелись во все стороны, а из кострища вдруг потянуло дымком и теплом. Гау нетерпеливо засунул руку в середину его и взвыл: укус! Укус острый, как жало пчелы! А в разрытой золе что-то засветилось красным глазком…

На минуту все притихли. Но вот опять пронзительно завопил голодный ребёнок, и матери, растолкав мужчин, кинулись к Гау. Держа детей на вытянутых руках, они пробивались к нему, мешая друг другу, кричали и махали руками. Это значило — идти, идти хоть куда-нибудь, лишь бы дальше от этого голодного места.

Гау подхватил брошенную палицу, другой волосатой рукой сжал острый камень. Он был страшен. Но матери не отступали, они закричали ещё пронзительнее, размахивая смолкшими от ужаса детьми. И вожак, неустрашимый перед мужчинами, сдался. Отступив на шаг, он взмахнул палицей и повелительно крикнул. Орда радостно заворчала. Мужчины подхватили оружие, женщины — детей. Через минуту поляна опустела, лишь, беззвучно кружась, слетали с ветвей и опускались на землю сухие жёлтые листья…

Вот застывшую тишину нарушил порыв ветра. Вершины деревьев, раскачиваясь, зашумели, засохшая трава заколыхалась. Красный глазок в глубине костра засветился ярче. Ветер живо подхватил, закружил по поляне охапку сухих листьев и прикрыл ими красный глазок. Тихий шелест — голос возрождающегося огня — был ему ответом.

Но люди не услышали его. Они двинулись в путь без возврата…

Глава 7

Орда шла уже целый день. Осень была холодная, но на редкость сухая. По всему лесу слышались лёгкое шуршание пересохшей листвы, которое не давало покоя пугливым ланям и диким козам.

Но вот к тревожным шорохам присоединился какой-то едва уловимый запах… Козы и олени встревожились первыми: они нюхали воздух, настороженно шевелили ушами и, фыркая, устремились все в одну сторону, прочь. Прочь от того невидимого, что тихо пробиралось между ветвями деревьев. Вскоре в воздухе уже отчётливо чувствовался запах гари. Послышалось гуденье и нарастающий треск, точно мчалось обезумевшее от ужаса стадо диких быков.

Теперь бежали уже не только олени и козы: с громким хрюканьем ломились сквозь чащу кабаны, жалобно взвизгивали отстающие поросята, ревели медведи. Опережая их, быстрыми прыжками мчался, сверкая клыками, саблезубый тигр. Но его клыки никого не пугали: общий враг бежал вместе со всеми, и его оглушительный рык звучал испуганно.

Случилось то, что должно было случиться: ветер раздул остатки брошенного людьми костра. Теперь лесной пожар бушевал и гнал перед собой всё живое, казалось, не было силы, которая могла бы его остановить.

В общем потоке мчались и люди. Их мохнатые спины мелькали среди кустов и деревьев. Иногда слышался короткий крик: кто-то раздавлен тяжёлой стопой носорога, кто-то сбит с ног ударом стремительно бегущего кабана. Но люди не оборачивались: минутная задержка стоила жизни. Вперёд, вперёд, пока хватит сил! Гау, сильный, смелый Гау, мчался, опережая других. Он, который не бросил бы и ребёнка без защиты перед самым страшным зверем, теперь, как и все, знал одно: спасенье только в беге.

Вой урагана давно заглушил отдельные голоса. Над лесом полетели взметённые вихрем горящие ветки. Они опережали бегущих и падали им под ноги, но никто не замечал ожогов.

И вдруг… путь кончился обрывом над рекой. Люди, звери, падая с разбегу, замелькали в воздухе. Вода закипела от ударов тел, взмахов копыт и когтистых лап. Барахтаясь в общей каше, звери топили друг друга, неудержимо стремясь к противоположному берегу.

На поверхности воды виднелись и человеческие головы: людей осталось немного — наиболее сильные мужчины и молодые женщины. Но некоторые из них, уже всплыв, вновь скрывались под водою от ударов лап, рогов, копыт.

Река была не широка: лес сразу кончался на обрыве, на другом берегу расстилалась зелёная степь. К ней и устремились спасавшиеся звери и люди.

Рам бежал вместе со взрослыми и вместе со всеми свалился в реку. Плавать он не умел и бессознательно уцепился за что-то двигавшееся. Пальцы его запутались в густой шерсти, голова поднялась над водой. Прошло несколько минут, прежде чем мальчик окончательно пришёл в себя: он лежал на спине большой рыжей собаки, обхватив её могучую шею, но та, вместо того чтобы выбраться на низкий берег, круто повернула вниз по течению и начала так сильно загребать лапами, что по бокам пенилась вода.

Отмель другого берега, покрытая телами животных, мелькнула перед глазами мальчика. Там люди орды! Рам приподнялся, чуть не соскользнул в воду. Но собака тихо заворчала, и он застыл в неподвижности. Плыть на спине зверя было страшно, но оказаться в воде — ещё страшнее. Быстрое течение пронесло их мимо отмели. Река вошла в глубокое тесное ущелье, шум пожара остался далеко позади.

Наконец, как в полусне, Рам увидел, что ущелье расступилось, показалась узкая полоса новой отмели. Течение поднесло пловцов к ней: собака, почувствовав под ногами землю, повернулась, шагнула из воды, но тут же покачнулась и упала в изнеможении. Рам соскользнул с её спины на согретый солнцем песок и лежал рядом, не смея пошевелиться. Но вдруг вздрогнул и поднял голову. Что это? Такой знакомый запах тёплого молока. Собака тоже подняла голову, тихо, удивлённо проворчала, но тут же умолкла. А Рам уже пил, пил это тёплое молоко, всхлипывая и тихонько повизгивая. С тех пор, как тигр унёс его мать, он заучил суровое правило: есть надо быстро, пока не отняли. И он торопился. А собака, потерявшая щенят в безумном бегстве от огня, настороженно смотрела на него. Но постепенно дикое выражение её жёлтых глаз смягчилось, с тихим вздохом, почти плачем, она нагнулась и большим шершавым языком лизнула приникшую к ней мохнатую головёнку. Потом осторожно повернулась, чтобы мальчику было удобнее пить.

Мать и сын нашли друг друга.

Давно у бедного детёныша не было такой восхитительной ночи. Прижавшись к тёплому собачьему боку, Рам спал, не чувствуя ночного холода. Иногда во сне он вздрагивал, но в ответ раздавалось тихое ворчанье, тёплый язык касался головы, и Рам успокаивался.

Утром он опять позавтракал тёплым молоком, как будто делал так всю жизнь, затем вскочил на ноги и осмотрелся. Тепло, в брюшке приятная сытость. Рам подпрыгнул, перекувыркнулся и стал собирать мелкие камешки. Но собака была против: ей надо было отправляться на поиски пищи. С коротким ворчаньем она встала, отряхнулась и мелкой рысцой двинулась вдоль отмели, поминутно оглядываясь. Рам понял и безропотно потрусил сзади.

Вскоре река повернула влево. Двигаясь по отмели, они обогнули мыс, круто вдававшийся в воду. Вдруг собака остановилась и припала к земле: возле самой воды лежал молодой олень, на боку его виднелась глубокая рана — след вчерашней битвы на пожаре. Настороженно прислушиваясь и оглядываясь, собака подползла к нему. Пища! Острыми зубами собака впилась в неожиданную добычу. Она торопливо рвала и глотала мясо, пока не почувствовала, что сыта. Рам не отставал от неё, его зубы действовали не хуже ножа. Но вдруг собака отскочила от оленя и глухо заворчала. Шерсть на её спине поднялась: среди деревьев на обрыве раздались шорох и тихие возгласы. В несколько скачков на отмель спустились мохнатые существа. Со всех ног они кинулись к оленю.