Книга Станция на пути туда, где лучше - Бенджамин Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично. – Он забрал у меня из рук меню. – Так что ты будешь, Дэнни?
– Не могу решить.
Отец поднял взгляд на официантку:
– Он будет блинчики с сиропом и ванильное мороженое. И колу… нет, колу вычеркните, принесите ему стакан молока. И мне тоже мороженого к блинчикам – почему бы и нет?
Записав все в блокнот, официантка ушла.
– Я хотел омлет с фасолью, – протянул я. – Или глазунью с сосиской.
– Поздно спохватился. Хочешь яичницу – не зевай. – Отец, вытянув шею, заглянул в фойе – неуютное на вид, с журнальной стойкой и возвышением для кассового аппарата. – Сбегай-ка в туалет. Диву даюсь, что ты столько терпел. Так и спишь до сих пор с мусорным пакетом под простыней?
– Папа, это было сто лет назад!
– Да неужели? А у меня совсем другие сведения.
Я отвернулся.
– Давай сходи, пока мы здесь. Мне сюрпризы в машине не нужны.
– Ладно.
Он бросил долгий взгляд в окно на стоянку. Где блуждали его мысли, неизвестно.
– Сдается мне, про пепельницу она забыла. Принесешь с соседнего стола?
Я соскользнул с дивана и оглянулся на столик позади нас. Там стояла стеклянная пепельница, полная окурков. Я вытряхнул их на тарелку с объедками, а пепельницу принес отцу.
– Молодчина. – Отец взвесил ее на ладони, с улыбкой глядя на фирменный знак. – А вот и наш герой, Поваренок! Чему он так радуется, а? Своему кругленькому счету в банке? Прихватить, что ли, на память? – Он поставил пепельницу на стол, стряхнул в нее пепел. – Если не отравимся.
– Раз тебе здесь так не нравится, то зачем мы сюда заехали? – спросил я.
Отец снова выпустил дым, глядя в окно.
– Подрастешь, Дэн, – поймешь, что есть два типа женщин: одних любишь и готов жениться, другие просто оказываются под боком, когда хочется сладенького. Вот и с ресторанами та же история. – Рядом с нашим “вольво” припарковалась машина, хоть на стоянке было еще много свободных мест. Отец широко улыбнулся. – Вдобавок я знал, что здесь есть телефон-автомат.
– Ага, надо маме позвонить.
– Правильно. – Он затянулся. – Пусть совесть тебя не мучает – ты был занят, с картой разбирался.
– Схожу позвоню?
– Погоди, сперва поешь. Только о том, чем я тебя кормлю, чур, молчок.
Вернулась официантка с напитками, поставила перед отцом кофе и, заметив пепельницу, извинилась.
– Голова сегодня как решето, – сказала она. Выражение это я слышал впервые, и теперь, когда слышу, вспоминается ее рука, зависшая над блюдцем отца, худая, с татуировкой. На большом пальце у нее не хватало накладного ногтя.
– Ничего, – успокоил ее отец. – Должен сказать, пепельница неплохая – удобная, широкая, и глубины хватает. Я даже подумывал украсть. Впрочем, вряд ли это поощряется в заведении столь высокого класса.
Официантка отозвалась с робким смешком:
– Вы не представляете, сколько их крадут!
– Еще бы, Келли! – поддакнул отец. Имя девушки он, должно быть, подсмотрел на нагрудном значке. – Спорим, этой прелести у вас дома штук пять, не меньше.
Девушка поджала губы.
– Не скажу, это секрет. – Наконец она вспомнила про мой стакан молока и, когда переставляла его на стол, пролила немного. – Ой! – Она промокнула посудным полотенцем бумажную подстилку. – Куда путь держите – в сказочные края?
Отец, прищурившись, разглядывал ее.
– Это как посмотреть, – ответил он. – Хочу показать парню, где я работаю.
– И где же?
– В Лидсе. В телестудии.
– Вот как! – Она стрельнула на меня глазами. – Интересно!
Я не мог усидеть в ожидании, пока он ей расскажет, – это же не пустяк какой-нибудь!
– Он в съемочной группе “Кудесницы”!
– Не всем это так интересно, как тебе, Дэнни, – осадил меня отец и, потушив сигару, уставился снизу вверх на девушку. – Это детский сериал. Но настоящий, серьезный, не то что “Радуга” или “Синий Питер”.
– Да, слышала. Сама не смотрела, но слышала.
– Дети у вас есть? Они, наверное, смотрят. Или книгу читали.
– Детей у меня нет. Зато племянницам моим, кажется, нравится.
– Для детского сериала он непростой, местами страшновато. Но мы выпускаем продолжение за продолжением – значит, детям нравится. Во всяком случае, моему. – Он кивком указал на меня.
– Потрясающе! – подхватил я. – Все так говорят.
В кухне что-то звякнуло.
– Блинчики ваши готовы, – спохватилась официантка. – Сейчас принесу.
– Хорошо. Ну а мы тут не заскучаем. – Отец взял с подставки пакетик сахара, высыпал в кофе, проводил официантку глазами. – Что скажешь о ней? – спросил он. – По-моему, неплохой человек.
Я принялся за молоко. Оно оказалось холодное, и ранка на языке сразу стала меньше болеть.
– Ногти у нее противные.
– Почему противные?
– Приклеенные.
– Ну и что. Нельзя судить о женщине по ногтям.
– Она официантка.
– Подумаешь! Ничего зазорного тут нет. Мама твоя, когда мы познакомились, тоже официанткой была. Работа как работа. Нельзя смотреть на людей свысока.
– Мама не была официанткой.
– Какая разница – банкеты обслуживала. Ну и пусть бесплатно, для твоего деда, но что было, то было.
С чего он вдруг ее расхваливает? – не понимал я. Она всего лишь подает нам завтрак в придорожной забегаловке на окраине городишки, куда мы никогда больше не вернемся, зачем мне вообще о ней думать? Но теперь я понимаю, что отец пытался мне привить свои жизненные ценности или хотя бы намекнуть, что те у него имеются.
– Вот что я тебе скажу, – продолжал он, – нельзя брезговать людьми из-за их профессии. Есть люди как раскрытые книги, и это нормально, не всем гоняться за мечтой. Но обычно – и клянусь, наша официантка – типичный случай, – люди намного глубже, чем кажется с первого взгляда. Взять хотя бы меня. Когда я оформлял сцену, я ведь был не просто плотник, верно?
Я кивнул.
– Вот, пожалуйста. – Подошла Келли с блинчиками. – Кому с изюмом? – И поставила тарелку передо мной. А когда ставила вторую, перед отцом, он коснулся ее руки:
– Это снежинка или паутинка?
Келли моргнула, отступила на шаг.
– А-а, вот это… Я, можно сказать, жалею.
– О чем тут жалеть?
– Понимаете, ошибка молодости. Поспорили с одним парнем, ну я и сделала, на спор. Жаль, ей-богу.
– Да ну! По-моему, красиво.
Она искоса уставилась на свою руку.