Книга И снова Оливия - Элизабет Страут

На самом деле ей не давал покоя вопрос: почему с возрастом в ее отношении к мужу появилась черствость? Мало того, очерствение развивалось помимо ее воли, словно каменная стена, что нарастала понемногу за долгие годы их семейной жизни, – стена, разделявшая их, но все же иногда в теплый солнечный денек радовавшая веселеньким зеленым мхом, и они оба смеялись, и им было хорошо друг с другом, – и как же эта стенка превратилась в крепостной вал, высокий, непробиваемый, напрочь лишенный растительности в трещинах и будто навеки оледеневший после сильной метели? Иными словами, что-то произошло между ними, что-то непоправимое. В определенных случаях она отмечала про себя появление нового булыжника здесь, кучи щебня там – подростковый период Кристофера; ее чувства (как давно это было!) к Джиму О’Кейси, с которым они вместе преподавали в школе; нелепые отношения Генри с девочкой Тибодо; тот кошмар, когда бандиты взяли Оливию и Генри в заложники и, не зная, останутся ли они в живых, оба наговорили друг другу много лишнего, а потом был развод Кристофера и его отъезд в Нью-Йорк, – и однако Оливия все равно не понимала, почему старость они встретили, разделенные этой высоченной жуткой стеной. И винила себя. Ибо если Оливия черствела сердцем, то Генри, наоборот, становился все мягче и все более нуждался в ней, и когда, бесшумно приблизившись сзади, он нежно обнимал жену, Оливию хватало лишь на то, чтобы не показать, как ее трясет. Ей хотелось кричать: «Отстань!» Но почему? Разве это преступление – просить об ответном знаке любви?

– Молокоотсос, – подсказала Эшли, поскольку Оливия долго вертела в руках пластиковое не пойми что, не в силах сообразить, зачем оно нужно.

– Ладно. – Оливия вручила этот кошмар Эшли и покосилась на кучу подарков на столе – ни малейших изменений, та же громадина.

По кругу пустили светло-зеленое детское одеяльце. На ощупь оно Оливии понравилось, и, положив одеяльце на колени, она разглаживала его ладонями.

– Миссис Киттеридж, не увлекайтесь, – раздался чей-то голос, и Оливия торопливо отдала одеяльце Эшли.

– У-у-у, какое хорошенькое, – сказала Эшли, и в этот момент Оливия увидела капли пота на ее висках.

А затем девушка прошептала: «О боже». Оливия была уверена, что ей не послышалось. Когда одеяльце добралось до противоположного конца комнаты, Эшли встала:

– Прошу прощения, перерыв на туалет.

– Ты ведь знаешь, где он? – забеспокоилась Марлин.

Эшли ответила, что знает.

Упаковка детских полотенец одолела полкруга, а стул Эшли все еще пустовал. Передав полотенца через стул другой гостье, Оливия тоже поднялась:

– Сейчас вернусь.

Эшли она обнаружила на кухне. Нагнувшись над раковиной, девушка повторяла непрерывно:

– О боже, о боже.

– Ты в порядке? – громко спросила Оливия. Эшли помотала головой. – Ты рожаешь, – сказала Оливия.

Эшли повернулась к ней лицом, мокрым от пота и слез:

– Похоже на то. Утром мне показалось, что у меня схватки, но потом все прекратилось, а теперь… О боже. – И, ухватившись руками за края раковины, она нагнулась еще ниже.

– Давай отвезем тебя в больницу, – сказала Оливия.

Эшли медленно распрямилась.

– Не хочу портить подруге праздник, для нее это так важно. Знаете, – зашептала она, – еще неизвестно, женится ли Рик на ней.

– Да какая нам сейчас разница! – взорвалась Оливия. – Ты вот-вот родишь. Черт с ним, с праздником. Они даже не заметят, что тебя нет.

– Нет, заметят. И все внимание переместится на меня. А так не должно быть… – Эшли сморщилась и опять вцепилась в края раковины. – О боже, боже.

– Схожу за своей сумкой, а потом везу тебя в больницу, немедленно. – Оливия нарочно заговорила как учительница в школе.

В гостиной она сняла со спинки стула свою большую черную сумку. Гостьи над чем-то смеялись, и от их громкого смеха у Оливии закладывало уши.

– Оливия? – донесся до нее голос Марлин.

Она помахала рукой над головой и вернулась на кухню. Эшли тяжело дышала.

– Помогите мне, – всхлипнула она.

– Ну-ну, не раскисай. – Оливия подталкивала девушку к двери. – Моя машина стоит прямо перед домом. Сядем и поедем.

На кухне появилась Марлин:

– Что происходит?

– Она рожает, – объяснила Оливия. – Я везу ее в больницу.

Расстроенная, заплаканная Эшли обернулась к Марлин:

– Я не хотела портить вам праздник.

– Так, – сказала Оливия, – у нас мало времени. Идем к машине.

– Оливия, давай я вызову «скорую». А вдруг ребенок родится в дороге? Погоди, я сейчас позвоню.

Марлин сняла трубку с телефона на стене, и казалось, минула целая вечность, а в трубке по-прежнему раздавались длинные гудки.

– Ладно, я ее забираю, – сказала Оливия. – А ты, когда дозвонишься, опиши им мою машину, и пусть следуют за мной, если им будет угодно.

– Но какая у тебя машина? – запаниковала Марлин.

– Посмотри на нее – и узнаешь, – отрезала Оливия. Эшли уже вышла из дома и теперь забиралась на заднее сиденье автомобиля Оливии. – Вели водителю «скорой», если тот, конечно, появится, прижать меня к обочине.

Распахнув заднюю дверцу, Оливия взглянула на Эшли и поняла: началось. Девчонка сейчас родит.

– Снимай трусы, – приказала Оливия.

Эшли честно попыталась, но ее корчило от боли; тогда Оливия дрожащими руками порылась в своей сумке и вынула портновские ножницы, которые всегда носила с собой.

– Ляг на спину.

Согнувшись пополам, она сунула голову в машину, но, побоявшись проткнуть девушке живот огромными ножницами, ринулась к противоположной дверце, и с этой стороны ей удалось довольно ловко разрезать трусы. Вернувшись к первой дверце, она стянула их с Эшли.

– Лежи, не двигайся, – грозно предостерегла Оливия. Ну да, школьные учительницы бывшими не бывают.

Девушка раздвинула колени, и Оливия остолбенела. Ее потрясла… pudendum, вспомнила она латинский термин. Никогда прежде она не видела молодой… pudendum. Ничего себе, сколько волос! И она была раскрыта – широко! Кровь пополам с какой-то склизкой дрянью вытекала из нее, с ума сойти! Эшли хрипло, прерывисто дышала.

– Ладно, ладно, сохраняем спокойствие. – Оливия понятия не имела, что ей теперь делать. – Спокойно! – заорала она. И раздвинула колени Эшли пошире.

Спустя несколько минут – хотя кто их считал, эти минуты, – Эшли издала оглушительный гортанный звук, не то стон, не то вой. И из нее что-то вывалилось.

Оливия подумала, что девушка вовсе не ребенка родила, но какой-то комок, похожий на глину. А затем она разглядела лицо, глазки, ручки…

– Боже правый, – выпучила глаза Оливия. – Ты стала мамой.