Книга Обручальная песнь - Налини Сингх

При воспоминании о голосе Зака желание заструилось по венам. Энни могла думать лишь о том, каково слышать этот голос, бормочущий что-то нежное на ухо, пока сильные мужские руки с дерзкой уверенностью ласкают спину…

— О боже. — Она прижала руку к животу. — Тише, Энни, успокойся.

Впрочем, следовать своим собственным советам оказалось непросто; к тому же Зак снился Энни всю ночь. Татуировка на его бицепсе, которую она видела мельком, просто зачаровала ее, и во сне Энни поглаживала изогнутые линии, прижималась губами к мускулистой плоти… чтобы затем скользнуть ниже, к другой, более твердой части его тела.

— Целый день, — простонала она и запустила руки в волосы, забыв, что стянула их в хвост на затылке. Бросив еще один взгляд в зеркало, она скорчила гримасу. Энни не стала краситься — кто красится, собираясь в лес? — но все же поддалась искушению наложить немного блеска. Он зрительно увеличил губы… и без того пухлые.

— Ох! — Слишком поздно Энни вспомнила, почему никогда не пользовалась блеском. Она потянулась за салфеткой, чтобы стереть его, как вдруг раздался звонок в дверь.

— Кого там еще принесло? — Подбежав к двери, Энни распахнула ее.

По ту сторону порога стоял леопард в человеческой шкуре.

— А я-то надеялся тебя разбудить, — протянул Зак, прислонившись к дверному косяку. — А ты уже совсем-совсем оделась. — Он пытался выглядеть расстроенным, но его выдавали пляшущие в глазах чертики.

— Ты рано, — отозвалась она, не в силах оторвать взгляд от Зака. На нем были выцветшие синие джинсы и серая футболка с эмблемой Сан-Франциско Джайентс, на ногах — туристические ботинки. Одежду он выбрал вполне обычную, но волосы Зака все еще блестели после мытья, а челюсть была гладко выбрита.

Энни с трудом сдержалась, чтобы не провести пальцами по гладкой коже и не втянуть жадно невероятно мужской запах.

— Я рано проснулся — хотел поскорее кое-куда попасть. — Зак улыбнулся, медленно и многозначительно. — Так ты меня пригласишь внутрь? — Он поднял руку и показал бумажный пакет с логотипом пекарни, расположенной неподалеку. — Я завтрак принес.

Энни понимала, что нельзя позволять Заку делать все по-своему, но все же отступила в сторону.

— И что же там такое?

— Всему свое время.

Он дождался, пока Энни запрет дверь, и последовал за ней на кухню.

— А ты любишь читать.

Энни увидела, как он окидывает взглядом книги: расставленные на полках, сложенные стопкой на журнальном столике, оставленную обложкой вверх на подлокотнике дивана.

— Да.

— И я. — Опустив пакет на столешницу, Зак уселся на стул. — Почему ты так далеко встала?

Энни, отошедшая к другой стороне стола, взглянула на него.

— Хотела кофе приготовить.

— Ладно. — Он подтащил пакет к себе. — Но если хочешь узнать, что там внутри, тебе придется подойти ближе.

Да он флиртовал! А Энни играла с огнем, позволяя ему это делать. Потому что о хищных верах она знала наверняка лишь одно — они все были теми еще собственниками… а в планы Энни вовсе не входило становиться чьей-то собственностью. Хотя, конечно, она забегает вперед. Зак всего лишь с ней заигрывал. И вряд ли собирался тащить ее к алтарю.

— А что ты из книг предпочитаешь? — поинтересовалась она, решив, что можно и пококетничать в ответ, ведь все равно это притяжение — не более чем обычное сексуальное влечение.

— Триллеры, иногда что-нибудь документальное. — Зак оглядел кухню-гостиную. — А здесь тесновато.

— Для тебя, может быть.

Он был таким крупным, таким откровенно мужественным, что просто захватывал всю квартиру… и грозил захватить саму Энни.

Зак посмотрел на нее, и в его глазах мелькнуло нечто темное и очень опасное.

— Хмм, ты права. Ты-то чуточку помельче.

Наливая воду в кофеварку, Энни попыталась выровнять сбившееся дыхание. Зак сидел на месте и изучал ее с воистину кошачьим терпением, заставляя нервные окончания едва ли не искрить от напряжения.

— Давно здесь живешь?

— Последние пять лет. Переехала, как начала преподавать.

— А до этого жила с родителями?

Энни рассмеялась, хотя в висках глухо застучало.

— Господи, нет. Я удрала от них, как только мне исполнилось восемнадцать.

— Тебе бывает одиноко, Энни? — спросил Зак, и его голос нежно погладил кожу.

— Я люблю жить одна. И, надеюсь, так оно и будет.

Она думала удивить его, но вместо ответа Зак, изогнув бровь, поднял пакет. Он бросал ей вызов. Энни не считала себя особо смелой, но все же обошла стол. Зак кивнул ей на стул рядом.

Зная, что отказываться глупо, она уселась, потерев рукой бедро. Зак заметил это.

— Болит?

— Что? — Энни опустила взгляд. — О, нет, вовсе нет. Всего лишь привычка. — По утрам ногу всегда немного тянуло. — Итак, завтрак?

Зрачки Зака тут же вытянулись и сменили цвет. Энни почувствовала, что задыхается под этим зелено-золотым кошачьим взглядом.

— Ух ты.

Он улыбнулся.

— Давай поиграем.

У Энни возникло предчувствие, что игры с этим большим котиком — идея не самая лучшая, но раз уж она поддалась безумию, то просто сказала:

— Во что?

— Закрой глаза. Попробуй то, что я тебе дам, и скажи, что же это такое.

При мысли о том, что Зак будет ее кормить, сердце Энни понеслось вскачь со скоростью света.

— И что я получу, если угадаю?

— Пока это тайна. — Его веки опустились, но Энни показалось, что она успела заметить в его взгляде что-то обжигающе горячее. Впрочем, уже через секунду, когда он снова на нее посмотрел, в кошачьих глазах отражалось одно лишь веселье. — Идет?

— Идет.

Словно загипнотизированная, она глядела, как Зак раскрывает бумажный пакет руками, которые она жаждала почувствовать на своем теле.

— Закрой глаза, солнышко.

Энни мучил совсем иной голод, но все же она опустила ресницы. Это заставило ее еще острее почувствовать запах Зака, его тепло, само его присутствие. Зак подвинулся, поставив одну ногу позади ее стула, поймав тем самым Энни в ловушку, и она открыла рот, чтобы сказать ему… хоть что-то.

Однако по ее губам скользнули пальцы.

— Кусай.

Зак окружал ее, проникал в ее кровь, в ее легкие. Запутавшись в своих мыслях, она вонзила зубы в булочку, которую он поднес к ее губам. Слоеное тесто растаяло во рту, и она, не задумываюсь, облизнула губы.

Зак сидел подозрительно тихо. Впрочем, когда он все же заговорил, его тон был совсем беззаботным.