Книга История одной кошки - Гвен Купер

— Не думаю, что я когда-нибудь повзрослею, как повзрослела твоя мама в девятнадцать лет. Но, ты знаешь, при этом у нее был дар оставаться молодой. А это непросто. С каждым днем я ценю это все больше.

Лаура тоже отпивает из своей чашки, но на слова Анис не отвечает. Джош пересекает комнату, с чем-то возится у телевизора, и пространство наполняет музыка. Анис тоже несколько секунд молчит, потом произносит:

— Это же Сарин экземпляр «Country Life»?

Джош удивлен.

— Да, — отвечает он. — А как вы догадались?

— Потому что я сама ей его подарила. — Она ставит свою чашку на кофейный столик. — До того как переехала в Калифорнию. Я всегда узнаю потрескивание своей пластинки.

— У нас наверху куча ее пластинок и вещей, — говорит Джош. — Вам следует их просмотреть.

Лицо Лауры напряжено. Но Анис радуется:

— С удовольствием, если вы не против.

Она смотрит на Лауру, которая, поколебавшись, кивает и ставит свою чашку на стол рядом с чашкой Анис. Потом встает и приглашает:

— Пойдем. Я покажу тебе, что где лежит.

Под шерстью покалывает, когда я следую за всеми в комнату с коробками Сары. Я не бывала там с тех пор, как заболела. Даже сейчас, когда уже не важно, останется ли все на своих местах, потому что все равно ничто не вернет Сару, мне тяжело видеть, как Анис достает ее вещи.

И все же приятно слушать, как она говорит о Саре. Ее воспоминания отличаются от тех, что имеются у нас с Лаурой. Над ящичком со спичечными коробками Анис восклицает: «Поверить не могу, что она все эти годы хранила эти коробк´и!» и рассказывает о тех местах, куда они захаживали с Сарой, о том, что с ними приключалось там. Еще она рассказывает Лауре истории, которые та не помнит, потому что, когда они происходили, была слишком маленькой.

— Твои четыре года мы праздновали в «Ушной сере». Ты все время пыталась разорвать обложки пластинок, и мама твоя очень злилась. Однако она всегда была терпелива с тобой. Намного терпеливее, чем была бы я. — Анис просматривает собрание черных дисков Сары, как будто обнимает старых друзей. — Я помню тебя! — несколько раз восклицает она. Со смехом достает что-то из плотной картонной обложки. Это не черный диск, а разноцветный, очень похожий на саму Анис, только меньше! На нем профиль Анис с гитарой, с отброшенной назад головой, с развевающимися волосами. Посередине диска дыра, позволяющая пристроить его на специальный стол, который был у Сары, точно так же, как черные диски. — Я всегда говорила твоей маме, что эти диски с картинками не будут стоить ничего, — говорит она Лауре. — Но она настаивала на том, чтобы их сохранить.

— Бóльшую часть этих вещей она отправила на хранение, когда мы переехали в квартиру на Стэнтон-стрит. — Лаура качает головой. — Я никогда не понимала, зачем она их хранила.

Анис прищуривает глаза.

— А зачем вообще хранить? Чтобы помочь человеку вспомнить. — Потом она обводит взглядом комнату, в которой, кроме Сариных коробок, ничего нет, и молчит, пока не натыкается взглядом на черный мусорный пакет с птичьими нарядами. — Быть не может! — радостно восклицает она. — Только посмотрите на это! Знаешь, бóльшую часть этой красоты шила для твоей мамы я. Для походов в клубы мы наряжались в стиле диско, — Анис гримасничает, — а все эти одежки в стиле панк-рок она надевала, когда приходила в те места, где выступала я. — Она поднимает вверх рубашку, сколотую серебряными английскими булавками. — Ты знала, что твоя мама могла за полминуты стать мужчинкой?

Лаура сидит на полу, скрестив ноги, я у нее на коленях. Она наблюдает за тем, как Анис просматривает вещи, но сама ничего не говорит. Сейчас я чувствую ее удивление по неожиданному, едва уловимому движению рук и плеч.

— Подожди, что-что?

Анис смеется.

— В те времена никто не желал давать шанс девушке-диджею. Меня просто убивало, когда я видела, сколько времени Сара проводит в «Aльфавилль», записывая кассеты, которые никто не слушал. Поэтому однажды мне в голову пришла идея переодеть ее парнем. Ни у одной из нас не было толком груди, — Анис оглядывает свои по-прежнему костлявые формы, — и она была такой высокой… В общем, пара стежков иголкой — и готово. В сшитых мною вещах, с забранными под кепку волосами, она была похожа на очень красивого парня. — Анис нежно улыбается. — Я никогда никого красивее твоей мамы не видела, а она абсолютно не понимала, насколько красива. Как будто красота — ерунда. Когда мы с твоей мамой познакомились в магазине, где она примеряла платья, она вышла из примерочной, похожая на топ-модель, но по одному взгляду на нее было видно, что, глядя в зеркало, она этого не понимает. — Анис корчит смешную рожицу и высовывает язык. — Я думаю, кто-то должен был сказать ей, что она потрясающая.

Лаура спрашивает в нерешительности:

— А почему она перестала? Работать диджеем, я хочу сказать, — добавляет она, поскольку Анис выглядит сбитой с толку. — Иногда мама заговаривала об этом, и, даже будучи маленькой, я видела, как она любила свою работу. Почему она перестала этим заниматься?

Глаза Анис расширились.

— Из-за тебя, — говорит она. — Потому что ты родилась, и важнее ничего не было. Даже музыка была уже не так важна. Сара говорила, что ты — ее музыка.

Лаура гладит мою шерсть, и давление пальцев становится чуть сильнее, как будто она сжала их. Я начинаю урчать, надеясь, что это снимет напряжение.

— Но тогда зачем она открыла этот магазин грампластинок? Почему растила меня в том районе? Почему мы жили так, как жили, если важнее меня у нее ничего не было?

— Иди спой эту песенку своему мужу, красавица. «Мама недостаточно меня любила». — Впервые Анис, кажется, злится. — Ты забыла — я свидетель. Разве был на свете ребенок счастливее тебя? Чья мать так обожала свое дитя, как твоя обожала тебя? — Анис вскидывает руки вверх и начинает ими размахивать. — Твоя мать подарила тебе семью, — настаивает она. — Она подарила тебе жизнь. Разве не об этом мечтают все родители: дать своим детям то, чего у них самих никогда не было? Неужели ты думаешь, что я, глядя на твою квартиру, не вижу, чего ты хочешь для своих детей?

— Ты не видела меня пятнадцать лет. — Голос Лауры низок и резок. — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, к чему я стремлюсь.

— Неужели? — Анис не повышает голос, но он почему-то звучит мощнее. — Я знаю, что ты позволила одному ужасному дню бродить в твоей голове, как больному чудовищу, которому ты не можешь позволить умереть. Да, я знаю, каким скверным был для тебя тот день, — добавляет она, когда Лаура делает вдох, как будто хочет ее перебить. — Скверные вещи иногда происходят, и люди месяцами, годами пытаются очухаться, потому что не получают дружеской поддержки, как твоя мать. Она никогда не получала поддержки от твоих дедушки с бабушкой, которых ты даже не помнишь, потому что они не удосужились познакомиться с тобой. Вместо них у тебя были Мандельбаумы, а вместо сестры — живущая наверху девочка (как ее звали? Мария… как дальше?), а еще Ноэль из магазина и все в округе, с кем мама познакомилась ради тебя — чтобы за тобой приглядывали. Твоя мама каждый день забирала тебя из школы и всю свою жизнь выстраивала так, чтобы иметь возможность больше времени проводить с тобой. И ей повезло, потому что не каждому выпадает шанс, не у каждого есть возможность поступать так.