Книга ХЗ. характер землянина - Оксана Демченко

– Один мозг в крошево, второй не инициируется без своей пары, – развела руками Яхгль. – Я идянка, медик, но ничего не могу исправить! Габарит начудил, мы не можем ни отключить, ни понять, что именно он делал и вредно это или наоборот.

– Васька? Он один умеет чудить по-настоящему.

– Саид называл его именем Вася. Габарит отключен. Необратимо, кажется. Значит, нам нечем инициировать восстановленный физически и совершенно пустой мозг габмурга, – Яхгль покосилась на меня. – Почему ты не веришь ни в одно мое слово, когда я говорю о плохом?

– Вообще не верю, когда о плохом. Приступ атипичности с ударом в оптимизм и отдачей на последние извилины. Так, Яхгль, мне нужна помощь. Выбора у меня нет. Значит, ты обречена стать сообщницей. Отсюда следует вот что… А что? Ага, а то: веди к Тьюитю.

Сказанное было глупостью редкой концентрации. Начнем с того, что я не встану. Продолжим тем, что верить мне никто не обязан. Добавим понятную габ-инструкцию: сообщник получит в условиях нынешнего военного времени по полной, когда все всплывет. Но я хотя бы попробовала.

– Сейчас ночь, перемещения ограниченны, – с оттенком отчаяния в слабом голосе, выдавила Яхгль. – Если бы ты была сафар Павр, который подал вчера прошение о церемонии в палате габмурга, то пожалуй…

– Да хоть круш! Я тебя обожаю!

– Сафары запросили групповое посещение, энна не увядает, когда они рядом, – еще тише шепнула Яхгль.

Идянка поднялась невероятно гибким движением, и как-то сразу до меня дошло: эти ноги не результат морфинга-пластинга. Только природное способно столь шикарно, грациозно работать. Неприродное… оно всего лишь эффективно. Я изложила вслух. Яхгль вроде осталась довольна. Затем мы поговорили о Саиде, я ж не могла молчать, когда внутри шкворчало от голодного любопытства. И еще мы поговорили глобально о том, что быть половинкой не так и плохо иногда… особенно если знаешь, чья половинка, это ж в разы лучше, чем ни фига не понимать, кто тебе мёд, а кто просто говно, на ботинки липнущее. Люди странные… У нас иногда начисто нюх отрубает, особенно у женщин, я так и сказала. Мы умом понимаем, что нас используют, а позволяем и даже помогаем. Например Тай, в которого тупо, безнадежно втрескана всем бессознанием. Он меня…

Тут я наконец заткнулась и прекратила вываливать незнакомой гражданке с красивыми ногами не той системы все, что вообще-то тайна. Мы уже выбрались из грузовой зоны и брели в сторону заведения Павра. Яхгль шагала беззвучно, косилась на меня и в глазах у нее порой взблескивало такое… чертово ведьмовство, и не менее. Она молчала, а меня распирало от желания душу вывернуть. Достать и выложить напоказ все, что тяготит.

– Ну ты и штучка, – заподозрила я.

– Хрясы полагают, что только идяне умеют принимать исповеди, – хитро прищурилась Яхгль. – Люди империи внушили себе, что мы вымогаем, а то и силой вырываем признания. Затем мы якобы начинаем управлять окружающими. Нас боятся и стараются использовать. Ты интересная. Ты вроде говоришь, и все сумбурно, и искренне… но сказанное требуется мне больше, чем тебе. Все верно, я слепа. С нюхом на людей у меня беда. И словно этого мало, есть еще моральные рамки. – Яхгль выдохнула навзрыд. – У идян рамки крепче брони крейсера империи. Сами Ика читали в моей душе и нашли мое поведение недопустимым. Как жить? Как велели они, не смогу. Как хочу, рамки не пустят.

– А отбежать в сторонку и отдышаться?

– Я отбежала, – криво улыбнулась Яхгль. – Рыг сказал, даже бойцам дозволяется отдых. Он мурвр. Мурвров никакой симпатией не пронять, они уважают лишь за дела и непосредственно. Ни рекомендации не работают, ни приказы, ни авторитет великих. – Яхгль вздохнула еще тяжелее. – Из-за меня Ика и Рыг приняли решение не замечать один другого. Кошмар.

Ой, держите меня… Хочу увидеть своими глазами, бросив все дела, как Рыг кое-кого с двух копыт в лоб не замечает. Но – не могу. Я выполняю план, первый в своей жизни настоящий план, к тому же одобренный Максом.

В коридорах родного габа так тихо, что аж жуть на душе поземкой и хочется раздобыть оружие. Так и вижу: из-за того угла сейчас выдвинутся грисхши, вон та дверь отъедет и покажет мне вид на розовую Барби. Лже-Сима с адски горящими глазами подкрадется и вопьется мне в шею, чтобы выпить из меня знание секретных планов… То ли атипичность моя сбоит, то ли я спеклась после выхухливания? Никто не выпрыгивает. Яхгль идет по середине коридора, глубоко, шумно дыша и иногда напряженно встряхивая головой. Она пояснила, что умеет брать на себя внимание, но дается это недешево. То есть все живые наблюдатели сейчас если смотрят на экраны, видят нас двоих, а замечают только ее. Их не посещает здравая мысль о том, что нарушается комендантский час. Или как называется у нас с габе ограничение на перемещение? Не важно, вон уже и знакомый фасад «Зарослей сафы».

Павр при виде подруги Симы замер, недоуменно поджав правую, еще в детстве поврежденную, ногу. Сложил хохолок, раскрыл, снова сложил, настороженно моргая и ничего не понимая, пока я не сказала ему, что все в мире вверх дном, но сам он держится и хвост пучком и хаер по ветру.

– Сима, хоч-чешь гринс-ч-кого? – в речь Павра прорвался щелкающий акцент.

– Глоточек. И жратвы две горочки, вот такие, – я показала холм выше своей головы.

– Сима, – успокоился Павр и умчался, чтобы вмиг явиться в сопровождении вереницы блюд с едой и колб с напитками.

Телекинез для официанта – это не прихоть, это профпригодность. Сафары не официанты, они вроде наших грузин, только старорежимных, без митингов и бандитизма, когда горские хлопцы пели, пили и тостовали гостей до беспробудности. Если бы враг нагрянул к столу, враг бы там и сдался, икая и считая алкалоидных белочек. Гостеприимство – оружие с неограниченной поражающей способностью… Хотя сафары врагов не угощают. Не подать напиток – это у них и есть ужаснейшее, несмываемое оскорбление.

Я думала и жрала с характерным чавканьем. Как же вкусно! Живучесть прямо взлетает по мере того, как надувается пузо.

Минут через пять я облизала пальцы и скороговоркой изложила план. Яхгль задумалась. Павр прикрыл глаза и вежливо промолчал. Еще через пять минут мы пошли навещать Тьюитя. Три сафара, двадцать подносов, сотня булькающих шаров и Яхгль впереди табора в роли поводыря. Я брела в середине, с цветным «ирокезом», наспех собранным из перьев, одолженных сафарами. Я была мало похожа на представительницу их расы, но рой колб и подносов замаскировал бы и трипса.

Перед медблоком нас встретили дрюккели, балдеющие от атипичности мирной демонстрации. Этого их рюкла я не знаю, но ребята крепкие и не глупые. Гравировки габ-различия на их спинах смотрятся так круто, что хочется потрогать. Вроде лазерных они, с переливом и объемностью.

– Запрет на перемещение группами, – проскрипел передовой дрюккель. – запрет на ночные выходы за пределы зоны проживания. Запрет на…

– Утром будет проведено вмешательство в мозг габмурга, – перебила Яхгль, голос у нее сделался мягкий, как лебяжий пух. – Представители расы сафаров подали запрос на исполнение ритуала призвания здоровья. Я передала запрос габралу Рыгу. Недавно получила просьбу сафаров ускорить церемонию и передала ее тоже.