Книга Мисс Черити - Мари-Од Мюрай

Гляньте в Лаймхаусе[22], он там торчит. Дракона гоняет. Настоящего дракона.

Он ушел, а я задумчиво вполголоса повторила: «Настоящего дракона». Что он хотел этим сказать? Домой я вернулась в большом смятении. Следующие несколько дней в голове вертелась загадочная фраза, и я никак не могла взять в толк, где найти дракона в Лаймхаусе. Рассудив, что Глэдис знает Лондон лучше меня, я спросила, слышала ли она о некоем заведении в Лаймхаусе, видимо, трактире под названием «У настоящего дракона» или, может быть, «Погоня за драконом» — но Глэдис лишь недоуменно таращила на меня глаза. Тогда я слово в слово пересказала, что сказал подавальщик.

Глэдис

В Лаймхаусе? Не бойтесь, мисс, я, кажись, знаю, у кого спросить.

На следующий день она принесла ответ. «Гонять дракона» значит «курить опиум», а Лаймхаус славился своими китайскими опиумными курильнями. Эта новость меня огорошила. Если мистер Эшли действительно гоняет дракона, чем я могу ему помочь? Передо мной закружились в хороводе обрывки фраз из «Мести барона в маске»: «Погрузился в пучину порока… погрязнул в грехе… развращен до мозга костей…» А потом я вспомнила, как, выходя из Бедлама, мистер Эшли произнес: «Все мы барахтаемся в грязи, но некоторые глядят на звезды». Неужели вместо того, чтобы услышать его крик о помощи, я лишь обратила внимание на жалобу о пустом желудке? Еще он сказал, что мы живем в разных мирах, которым никогда не соприкоснуться. Но ведь потом добавил: «Иногда наши пути пересекаются по воле Божьей»?

Бессонной ночью я снова прокручивала в голове тот прочитанный в библиотеке Бертрамов скверный французский роман, который определенно стал для меня настоящим справочником. В той книге, оставив новорожденного младенца на паперти, юная аристократка пустилась на поиски своего соблазнителя, который, как всякий уважающий себя соблазнитель, не вылезал из притонов. Чтобы разыскать его, юная дева переоблачилась в одежду моряка.

Глэдис

На что вам рядиться в моряка? Куча джентльменов гоняет дракона. Лучше просто в мужское переоденьтесь.

Глэдис никогда не церемонилась с чужой собственностью, что позволило ей без малейших угрызений совести позаимствовать кое-что из папиного платяного шкафа.

Переодевшись в брюки и сорочку, я вспомнила, как однажды во время рыбалки папа произнес: «Я всегда хотел сына… которого у меня так никогда и не было. Но сегодня я об этом больше не жалею». Высокая и крепкая с виду, в мужской одежде я смотрелась вполне естественно.

Глэдис

О, мисс, какой хорошенький из вас вышел бы паренек! Лучше б вы родились мужчиной.

Сомневаюсь, что стоило воспринимать это как комплимент, но, увидев себя в зеркале, я улыбнулась. Потом закатала слишком длинные рукава, из-за которых смахивала на огородное пугало. Рукава и брючины мы наспех обметали крупными стежками. Завязанные на макушке волосы я спрятала под шляпу-котелок. Увы, я с огромным трудом переступала в тяжеленных папиных ботинках, и от элегантной походки пришлось отказаться. Тогда Глэдис умчалась к старьевщику в Уайтчепел и вернулась с обувью размером поменьше для меня и полным комплектом одежды для себя самой — правда, с потертостями на локтях и с вытянутыми коленями. В один прекрасный день после обеда, когда родители отправились в гости к Бертрамам, молодой человек и его слуга спустились по черной лестнице и выбежали на улицу. Я остановила фиакр и низким голосом — которому наконец-то нашлось достойное применение — приказала кучеру: «В Лаймхаус!» Фиакр остановился, немного не доехав до самого злачного квартала: у кучера, как и у полиции, не было ни малейшего желания туда соваться. Я протянула деньги и как ни в чем не бывало, словно спрашивая о ближайшей бакалее, осведомилась, где найти «приличную опиумную курильню». Кучер, пряча купюру, подозрительно на меня покосился. Указав подбородком на проулок, напоминающий крысиную нору, он пробормотал: «Вон там, ваша милость». Глэдис дернула меня за рукав: пора идти.

Глэдис

Не доставайте большие деньги, мисс. Только монетки.

Я

Называйте меня «сэр». А вы будете «Джек».

В тот момент я была готова идти напролом. Я твердо решила вытащить мистера Эшли из пучины порока и вернуть в театр. Но мысли о высоком не помешали мне заметить, что улочки на грешной земле, по которой мы шли, были скудно освещены и дурно пахли. Кое-как сколоченные деревянные лачуги, откуда доносились смех и детский плач, чередовались с полуразрушенными домами, где вместо оконных стекол была натянута промасленная бумага. Приходилось внимательно смотреть под ноги — местные обитатели выливали помои прямо на улицу. Босоногая девчушка в нижней юбке, лет двенадцати-тринадцати, помахала нам с крыльца, и я решила разузнать у нее дорогу. Но Глэдис снова дернула меня за рукав.

Глэдис

Мисс… тер Тиддлер, это девица легкого поведения.

Поняв, что мы уходим, несчастная прокричала нам вослед все известные ей ругательства. Они не испугали меня, поскольку вполне гармонично вписывались в окружающую обстановку. Глэдис, движимая каким-то шестым чувством, прошла через дворик, в глубине которого обнаружились ступеньки, ведущие в подвал. На массивной входной двери висел молоток в виде дракона. Глэдис взялась за него и дважды громко постучала. Прошла минута. Может, чтобы открыли, нужно стучать по-особому? Глэдис собралась было стукнуть еще, но дверь медленно приотворилась. Желтое толстощекое лицо, показавшееся как луна из темноты, расплылось в щербатой улыбке. «Дж-нт-мны», — пробулькало лицо, и дверь приоткрылась чуть пошире. Пока мы протискивались в подвал, китаец рассыпался в приветствиях и низко кланялся. Я сощурила глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Дверь за нами, будто на пружине, резко захлопнулась.

Китаец

Двое?

По-прежнему улыбаясь, он показал «два» указательным и средним пальцами.

Глэдис (вполголоса)

Да, видишь, мы вдвоем.

Стояла невыносимая духота. Ни одного окошка — и огромное облако опиумного дыма, висящее над головой. Светились лишь мигающие красные огоньки курительных трубок и ореол свечи где-то в глубине.

Китаец (представляется, почтительно кланяясь)

Ли Чонг. Лучший опиум у Ли. Два шиллинг трубка.

Постепенно я начала различать очертания тел, некоторые из которых съежились прямо на полу, другие вытянулись на лежанках. Неужели мистер Эшли тоже там? Я разглядела моряка, пожилую женщину, здоровенного негра, монгола с гладко выбритой головой — все они, ничего не соображая, без остановки бормотали какие-то слова, бессмысленно ухмылялись и безобразно тряслись в судорогах.