Книга Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Лэрри встал из-за стола, резко повернулся и подошел к очагу. Взяв с полки над очагом курительную трубку из корня верескового дерева, он постучал ею по грубому камню, а потом начал выскабливать ее перочинным ножом, издававшим такой звук, что у девушки свело зубы и она была вынуждена крикнуть ему:

— Хорошо, если ты не хочешь, то я пойду. Джордж наверняка нам кое-что оставил там внизу; ты думаешь, что я это упущу?

Девушка резко замолчала, потому что он повернулся и смотрел на нее, и этот взгляд был похож на тот, который она часто видела, когда он был хозяином большого дома. В этот момент она поняла, что Лэрри снова видит в ней служанку, которая выходит за рамки дозволенного. Но он был не прав. Она не выходила за рамки. Это было невозможно. Она знала свое место.

— Не смотри на меня так. Мы больше не живем в том доме, не забывай это.

Когда Эмили увидела, как исказилось его лицо и он опустил голову, причем сделал это как-то медленно и нерешительно, будто кто-то стоящий сзади заставил ее это сделать, она обежала стол, обняла его и кающимся голосом сказала:

— О, прости! Лэрри... Лэрри, прости! Я не хотела тебя обидеть! Это все мой язык; мне нужно держать рот на замке. Я знаю, знаю. Но посмотри на меня. Посмотри на меня. — Она подняла кулаком его подбородок и заглянула в глаза. — Нужно смириться с этим, нам же нужно жить. Да и животным нужно жить. Всем нам нужна пища. Единственное, что у нас сейчас есть, это молоко. Я могу сделать масло и сыр, но нам необходим хлеб. А для этого понадобится мука и дрожжи. И нам нужно немного мяса. Тебе более чем кому-либо нужно мясо.

— Я не могу пойти туда, Эмили.

— Даже к подножию дальнего холма, чтобы дотащить все сюда?

Лэрри заморгал и задумался, а потом сказал:

— Да, хорошо, возможно, что туда я дойду. Но я поклялся себе, что никогда в жизни не выйду снова на ту дорогу.

— Но есть другие дороги. — Она указала рукой. — Через дорогу, проходящую в той стороне, ты можешь попасть в Бертли и в Честерли-стрит. — Эмили остановилась, не договорив, что в той же стороне была ферма Рауэнов.

Лэрри никогда не говорил с ней о своих друзьях и родных. Ни об отце, ни о матери, ни о дочери. Эмили часто размышляла об этом, решив, что причина может заключаться в том, что они его покинули. Если не по этой причине, то тогда была еще какая-то причина, о которой лучше было не думать. Ее размышления о Лэрри на этом и заканчивались.

Девушка отошла от него и начала поспешно собирать тарелки со стола, а он вопросительно смотрел на нее.

— Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь съездить в город, на почтовой карете, на которую сяду в деревне.

— Нет-нет, Эмили. Ты так не сделаешь!

— Да, да, я сделаю это. — Ее руки замерли над столом. — Но сначала я пойду этим утром в деревню, поскольку наступит время, когда нас здесь занесет снегом. И будет просто удачей, если нам удастся добраться до деревни, ведь доехать до Феллберна будет просто невозможно. Поэтому я собираюсь там показаться, когда дорога подсохнет.

— Деревенские затравят тебя.

— Ха! — Эмили покачала головой. — Пусть только попробуют! Да, пусть только попробуют!

— Ты забыла, что случилось с Коном?

Девушка замерла, и ее губы слегка дрожали, когда она ответила:

— Да, я помню, что случилось с Коном. Но ты должен понять, что со мной такого не произойдет. В моей маленькой книжке кое-что написано. Я прочла это вчера вечером и подумала, насколько это верно. Вот послушай: «Страх - это враг, страх - это твой противник, если ты будешь бежать впереди него, то ты пропал. Но если ты остановишься и посмотришь ему в лицо, то Господь даст тебе смелость прощения».

Он даже не улыбнулся, когда произнес:

— О, Эмили, ты и твоя книга...

— В этой книге много изречений с глубоким смыслом.

— Все зависит от того, что ты называешь смыслом. Твоя смелость может привести тебя к беде. Нет нужды говорить тебе, что из себя представляют эти люди.

— Людям свойственно меняться. Во всяком случае, они все не похожи друг на друга.

— О-о-х, Эмили! — Он закрыл глаза и отвернулся, его губы приоткрылись, будто он понюхал что-то дурно пахнущее. Все еще отвернувшись от нее, Лэрри сказал: — Они там, внизу, еще не успокоились. Неужели ты этого не знаешь? Они все до сих пор смакуют последние события. И не только они. Все на много миль в округе. Я человек, который поднялся выше своего класса, а меня вернули на место. В любом случае, именно так они это и рассматривают. И они смеются так, как не смеялись много лет.

— Хорошо, но нам стоит попытаться стереть этот смех с их лиц, как ты считаешь? Во всяком случае, — она вздернула подбородок, — я иду вниз, мы не можем оставаться похороненными здесь навеки. Первый раз всегда самый худший... из всех. И мне никогда не захочется встретиться с ними лицом к лицу так, как хочется именно сейчас! И ты не можешь меня остановить! Единственное, о чем я прошу тебя, это прийти к мостику через ручей через пару часов. Я оставлю там все, что добуду в деревне, прежде чем сяду в почтовую карету до Феллберна.

— Почему ты собираешься поехать в Феллберн, если ты планируешь закупить все в деревне?

Эмили собрала тарелки, пошла в угол комнаты и сложила их в жестяной таз, который стоял на маленьком столике. Когда девушка наливала в него воду из эмалированного кувшина, она сказала:

— Меня тянет повидаться с тетей Мэри.

— Тянет?

— Да, тянет.

— Тебе одиноко?..

— Нет, я не чувствую себя одиноко. — Она резко оглянулась и посмотрела на него. — Я просто хочу повидаться с тетей Мэри и... — Эмили остановилась как раз вовремя, чтобы не сказать «и немного поболтать и посмеяться» - она не смеялась с тех пор, как перебралась в коттедж. Она даже не улыбнулась за все это время, а ей хотелось улыбаться. Хотелось чего-то такого, что вызвало бы улыбку... над чем можно было бы посмеяться. И конечно, ей хотелось узнать, продал ли мистер Тутон часы.

— Она посоветует тебе не возвращаться.

— Что?! — Девушка снова посмотрела через плечо. — Моя тетушка Мэри? Ты не знаешь, о чем говоришь. Тебе нужно познакомиться с ней и послушать ее. Последний раз, когда мы болтали с ней, она сказала, что если бы у нее было время, то она построила бы дом для падших женщин, но не для того, чтобы исправлять их, а дать им возможность заниматься своим делом.

Эмили отвернулась к стене. «Дом для падших женщин, но не для того, чтобы исправить их, а для того, чтобы дать возможность заниматься своим делом». Было ли это смехом, то, что наполнило ее? Что бы это ни было, оно сдавливало ей горло, но, когда это прорвалось сквозь ее губы, девушка была удивлена, потому что это был смех, высокий и неконтролируемый, а когда она прижалась лицом к его плечу, он перешел во всхлипывания. И чем чаще Лэрри повторял: «О, Эмили, Эмили», тем громче они становились.