Книга Assassin's Creed. Братство - Оливер Боуден

– Сражений у тебя будет с избытком, когда мы двинемся против мятежных городов. А пока пусть тешат себя надеждой и ждут сигнала от Чезаре. Сейчас нам это выгодно. Но наша задача – навсегда лишить их всяких надежд.

– Я согласен с Эцио, – улыбнулся Никколо.

– Ладно. Если ты настаиваешь, – проворчал Бартоломео.

– После всего, что случилось с Пантасилеей, морской воздух пойдет ей на пользу.

– Я как-то не подумал об этом, – признался просиявший верзила.

– Прекрасно. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия, я думаю, смена власти не повлияла на поток посетителей «Цветущей розы»?

Клаудия усмехнулась:

– Знали бы вы, как тяжело отцам Церкви сдерживать дьявола, живущего у них между ног. Даже холодные купания не помогают.

– Пусть твои девицы будут начеку. Юлий крепко держит Коллегию кардиналов в своих руках, однако врагов у него по-прежнему хватает. И кто-то из них вполне может лелеять безумную мысль, что освобождение Чезаре поможет осуществлению их собственных амбиций. И не спускайте глаз с Иоганна Бурхарда.

– Ты про церемониймейстера Родриго? Он вполне безобиден. Он говорил, как ему было ненавистно устройство борджиевских оргий. Разве он не был просто старшим слугой?

– И тем не менее. Я должен знать обо всем. Особенно если кто-то проболтается об оставшихся в подполье сторонниках Чезаре.

– Сейчас это стало проще. А прежде солдаты Борджиа буквально дышали нам в затылок, – сказала Клаудия.

Эцио рассеянно улыбнулся:

– Сестра, у меня к тебе еще вопрос. Все это время мне было недосуг навестить нашу мать. Как она? Я переживаю за нее.

Лицо Клаудии помрачнело.

– Продолжает вести счета заведения, но, если честно… Эцио, я боюсь, что она начинает угасать. Из дому выходит редко, зато все чаще стала говорить о Джованни, Федерико и Петруччо.

Эцио замолчал, вспоминая казненного отца и братьев.

– Я обязательно навещу ее при первой же возможности. Поцелуй ее за меня и попроси простить за сыновнюю невнимательность.

– Мама понимает, что ты занят важным делом. Результаты которого скажутся не только на живых, но и на тех, кого нет с нами.

– Пусть уничтожение Чезаре и его приспешников станет памятником нашему отцу и братьям, – решительно произнес Эцио.

– А про моих воришек ты не забыл? – спросил Ла Вольпе.

– Джильберто, твои люди для меня очень важны. Мои добровольцы – не солдаты. Они готовы преданно сражаться. Но стоит им увидеть, что жизнь возвращается в нормальную колею, им тоже захочется вернуться к привычным занятиям. Мы же просили их о помощи в свержении ярма Борджиа. Естественно, полученные навыки остаются с ними. Но они не члены братства. Я не вправе возложить на их плечи груз, который мы сами поклялись нести до смерти.

– Понимаю.

– Твои люди родились и выросли в Риме. Пусть немного расширят свой кругозор.

– Что ты задумал? – насторожился Ла Вольпе.

– Выбери лучших и наиболее надежных из своих людей и отправь их в окрестные города и селения. Далеко забираться не стоит. Достаточно побывать в Витербо, Терни, Л’Акиле, Авеццано и Неттуно. Если там ничего не обнаружится, вряд ли мы что-то найдем в глубокой провинции. Я не думаю, что у Борджиа осталось много сторонников, но последние явно предпочтут держаться поближе к Риму.

– Их будет трудно найти.

– Надо постараться. Сам знаешь: чтобы сжечь дом, достаточно бросить в окно горящий прутик.

– Я пошлю своих лучших воров под видом бродячих торговцев.

– Обо всем подозрительном сообщать мне, – сказал Эцио. – Особенно сведения о Микелетто.

– Ты всерьез считаешь, что он скрывается где-то поблизости? Не исключено, что Корелья сбежал в Испанию или в тот же Неаполь. А может, его вообще уже нет в живых.

– Я уверен, что он жив.

– Там видно будет, – пожал плечами Ла Вольпе.

Когда остальные ушли, Макиавелли повернулся к Эцио:

– А что ты поручишь мне?

– Мы с тобой будем работать вместе.

– Трудно желать более заманчивого предложения. Но прежде чем переходить к тонкостям, я хочу задать тебе вопрос.

– Задавай.

– Почему бы тебе не воспользоваться помощью Яблока?

Эцио вздохнул и как мог объяснил почему.

Выслушав его объяснения, Макиавелли достал свою маленькую записную книжку в черном переплете и что-то долго туда записывал. Потом он убрал книжку, сел рядом с Эцио и дружески стиснул плечо последнего. Такие проявления чувств со стороны Никколо были чрезвычайно редки.

– Я готов заняться делом, – сказал он.

– Есть у меня одна задумка.

– Говори.

– В Риме есть женщины, которые могли бы нам помочь. Их нужно найти и побеседовать с ними.

– Что ж, тогда ты выбрал себе подходящего помощника. Дипломатия – это по моей части.

Разыскать первую женщину оказалось просто. Об этом позаботился папа Юлий. А вот разговор с ней не клеился.

Нежданных гостей она принимала в просторной гостиной, в бельэтаже своего громадного дома. Все четыре стены имели окна, из которых открывался потрясающий вид на некогда великий город. Правда, Рим и сейчас частично сохранял свое великолепие, поскольку несколько последних пап весьма заботились о возвеличивании собственных персон и возводили красивые здания, не жалея денег.

– Не знаю, смогу ли я вам помочь, – сказала она, узнав о цели визита, хотя Эцио сразу заметил, что дама старалась не смотреть им в глаза.

– Если в городе затаились горстки сторонников Борджиа, нам необходимо знать о них, – сказал Макиавелли. – Ваша светлость, мы нуждаемся в вашей помощи. Если впоследствии обнаружится, что вы что-то утаили от нас…

– Не угрожайте мне, молодой человек, – ответила Ванноцца деи Каттанеи. – Боже мой! Знаете ли вы, сколько времени прошло с тех пор, как закончились наши любовные отношения с Родриго? Больше двадцати лет!

– Быть может, ваши дети… – намекнул Эцио.

Госпожа Ванноцца мрачно улыбнулась.

– Наверное, вас удивляет, как у женщины, подобной мне, появилось на свет такое отродье, – сказала она. – Должна вам признаться, в них очень мало крови рода Каттанеи. Может, в Лукреции. Но в Чезаре…

Она умолкла. Ее глаза были полны душевной боли.

– Вам известно, где сейчас находится Чезаре?

– Я знаю не больше, чем вы, и меня это вполне устраивает. Я уже не помню, когда в последний раз виделась с ним, хотя мы и жили в одном городе. Для меня он умер.

Чувствовалось, папа Юлий поостерегся что-либо сообщать ей о местонахождении сына.