Книга Цель неизвестна. Врата учености - Марик Лернер

— Нельзя правильному мужику без семьи, — провозгласила она.

— Думаешь, сладится? А то получит вольную — и поминай как звали.

— Ну она молодая, да не дурная. Куда идти, где лучше встретят?

— А с нелюбимым жить?

— Ох, Михаил Васильевич, — сказала она ласково, — ты тоже ишо молодой. Не понимаешь простых вещей. Когда это нашу сестру спрашивали, с кем ей жить? Одной везет, другую бьют смертным боем.

— Стерпится — слюбится?

— Не ищи чего-то далеко, а находи счастье в близком — и проживешь хорошую жизнь.

Однако философия, вежливо благодаря за пищу и напоминая про сегодняшних гостей, невольно подумал. Особенно вспоминая, от кого звучит. Сама замужем не была и детей не имела. Сначала мать больная и фактически спятившая после гибели детей на руках, затем отсутствие желающих взять за себя перестарка без приданого. За вдовца с кучей детей сама не пошла. Так и существовала без особых достижений. Может, и проще, но откуда ей знать о «стерпится»!

Ладно, не самое важное дело. Надо ехать во дворец. Я так долго готовился к очередному прогибанию, что неудобно пропустить. К тому же моментально доложат. Быть близким человеком к Анне Карловне — не самое приятное в России. Хуже только постоянное присутствие у Елизаветы Петровны.

Передавали каждое слово, сказанное при свидетелях. Доносили о посетителях и зачем они навещали малый двор. Каждый второй стучал добровольно, а первый под нажимом. И все об этой замечательной практике в курсе. Если бы не академические дела, давшие моей подопечной чуточку свободы, сидела бы в золотой клетке безвылазно. Кому охота лишний раз привлекать подозрительность императрицы.

За окном павильона радостно лаяли собаки, гоня несчастного зверя. Я стоял в полной готовности, нежно прижимая к себе две книги. Одна издана по ее приказанию: «Соборное уложение», ничего особенного. Полезно для судейских, и не более.

Вторая — лично моя инициатива и творчество. Надо было показать, насколько мы продвинулись во всех отношениях и до какой высоты дошло типографское искусство в России. Книга называлась «Санкт-Петербургская императорская академия наук».

Помимо огромного количество славословий в адрес единственной и неповторимой в своих милостях и великих устремлениях императрицы, содержала две дюжины гравюр, изображавших внешний и внутренний вид академических зданий. Если текст не содержал никакой полезной информации, помимо перечисления имен, то для потомков изображения могли быть очень интересными. Конечно, этого я объяснять не собирался.

Сам томик предназначался для чистых понтов и стояния на полочке. В этом главное — шикарный вид и бросающееся в глаза оформление. Обложка с золотом и кожа, на титульном листе начертано «Петр начал. Анна совершила». Во избежание невольной двусмысленности (две Анны, и одна президент академии) парадный портрет того самого памятника с арапчонком.

— Подойди, — сказала императрица негромко.

Я поспешно застучал копытами по направлению к ней и замер в полной готовности.

— Вижу, Соборное уложение сделал, — без особого интереса сказала она. — Неплохо. А это что?

Поднес книгу с глубоким поклоном. Она со скучным выражением лица лениво пролистнула пару страниц. Внимательно изучила собственное изображение и небрежно скользнула взглядом по первым гравюрам. Торопливо захлопнув, сунула мне и схватила ружье у неподвижно застывшего лакея. Выпалила в окно, отчего зазвенело в ушах и нас накрыло пороховым облаком. Удовольствие от стрельбы в помещении отрицательное.

Я покосился в окно на детский крик, усилием воли удержавшись от ковыряния в ухе. Естественно, она не старалась уложить пробегающего мимо ребенка. Все гораздо проще: прямо под окна егеря выгнали средних размеров кабана. Цвет у него был достаточно странным, будто альбинос, даже сквозь грязь на теле заметно. Наверное, потому и притащили. Обычно Анна Иоанновна на таких мелких не разменивалась. Для нее специально привозили старых опасных секачей и не менее огромных лосей. Особой опасности не существует. Не на рогатину берет, со стороны выцеливает.

Кабан лежал, подергиваясь, под ним расплывалась лужа крови. Уж что-что, а попадала наша коронованная особа изумительно метко. Вокруг с лаем металась целая свора охотничьих псов, и неподалеку застыли фигурки егерей. Они ждали продолжения. Сами без команды заканчивать не станут.

— Не можешь жить тихо, — сказала Анна Иоанновна, глядя мимо меня в окно, на несчастное животное. Подняла перезаряженное специальным человеком охотничье ружье и выпалила вторично в кабана, добивая.

Хорошо быть монархом. Венценосная Диана вполне могла ездить верхом, стрелять на ходу и травить специально собранных со всей округи лосей или серых куропаток с зайцами, за размножением коих пристально наблюдал Сенат, оберегая птичек от нападения простых людей. И все же предпочитала палить по зверью во время облав или на площадке перед охотничьей беседкой. Иногда стрелять должны были и придворные, в том числе и дамы, желавшие заслужить благоволение государыни. Но не в данном случае. Сейчас она просто приятно проводила время.

— То ящик железный на огне жжешь, — передавая ружье, произнесла, — то про мух пишешь. — Она хихикнула очень по-девичьи.

Я вообще перестал понимать, к чему намечающийся выговор. Ну оставалось однажды чуток места на газетной полосе, так втиснул парочку анекдотов из наиболее нейтральных. Мухи мужского пола, летящие на пиво, и женского, садящиеся на зеркало. Ничего криминального, и сейчас не сразу вспомнил. И ведь не гневается — смеется.

— Молодец, — сказала она уже не мне. — Угодил.

Обер-егермейстер Волынский застыл в ожидании распоряжений по стойке «смирно» и преданно ел хозяйку глазами. Он лично распоряжался доставкой ко двору зверья. Этого нетипичного кабана специально волокли из-под Москвы для ублажения государыни.

Мне такая охота не нравилась категорически. Валить прямо под окнами несчастного зверя, загнав его прямо к определенному часу, никакого удовольствия. Хотя я в принципе этих забав не люблю. Стрелять научился и даже хотел оборудовать нечто вроде стрельбища с выскакивающими с разных направлений тарелками для Анны Карловны, однако отложил очередную мысль на потом. Здешний народ таких вещей не понимает. Им надо брызгающую кровь и теплое мясо на снегу. Иначе удовольствия никакого. А глиняные тарелочки такого ощущения, как сбитая птица, не дают.

— Все люди как люди, — продолжала выговаривать мне всемилостивейшая, неторопливо вперевалку следуя по коридору к выходу. С походкой у нее какие-то странности. С ногами намечаются проблемы, хотя передвигается вполне бодро.

Следующий номер программы — поставить туфельку на шею заваленного самца и попозировать под восхищение придворных. Жаль, фотоаппараты отсутствуют, каждый второй снимок был бы с трофеем.

— Один ты у нас вечно шум поднимаешь.

Ну, пальба, видимо, по ее понятиям, дело нормальное. С другой стороны, имей я под сотню винтовок, штуцеров и прочих пищалей — тоже бы изредка принялся стрелять. Раз уж вещь имеется, нужно использовать. Из пистолетов ведь иной раз тренируюсь, пусть и не особо постоянно.