Книга Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

Элизабет покачала головой, но присела напротив епископа. Рядом с ним сидела женщина с глубоким вырезом на груди, что в крепости епископа в полуденное время выглядело неуместно. Ее платье было сшито из дорогой ткани, украшения на руках и шее, тоже, по всей видимости, были очень дорогие. Оценивающе посмотрев на Элизабет, она обвила руками шею епископа, зазвенев браслетами с драгоценными камнями. Она поцеловала его в щеку и положила ему в рот спелую клубнику. Женщина со смуглой кожей и длинными черными волосами была еще довольно молода, едва ли старше Элизабет, и выглядела очень соблазнительно.

Видимо, это была любовница епископа или одна из его фавориток. Элизабет вспомнила, что ее отец в прошлом году часто менял фавориток и нередко в крепости жили несколько женщин, к которым он проявлял благосклонность и которые проводили ночи в его покоях — и это притом, что ему было почти семьдесят! Может, ее мать именно по этой причине вернулась к мужу? Потому что ее одной епископу было мало? Элизабет вспомнила ужас на ее лице, когда она узнала свою дочь на улице в наряде шлюхи. Она выглядела измученной и подавленной.

— Попробуй хотя бы сладкий миндаль, ты всегда его любила. Бернхард, подайте его, пожалуйста. Я не знаю, где слоняются эти проклятые слуги.

Рыцарь Бернхард фон Зекендорф, сидевший через два стула от нее, сделал, как ему было велено. Кивнув епископу, он протянул Элизабет сладкое блюдо. Слова благодарности едва не застряли у нее в горле. На какое-то мгновение ей показалось, что она заметила ненависть в его глазах. Что бы это значило? Но она быстро исчезла, и Элизабет задалась вопросом: возможно, ей это показалось? С чего бы это молодому рыцарю ненавидеть ее? Она пыталась отыскать что-то в своих воспоминаниях, пока у нее не разболелась голова. У нее возникло подозрение, что он мог ухаживать за ней, но это выглядело глупо. В конце концов, она была влюблена в Альбрехта фон Вертгейма, и это знал каждый.

Она посмотрела на молодого рыцаря, сидящего рядом с ней. Зайц фон Кере, в отличие от коренастого неуклюжего Бернхарда, был высоким мускулистым красавцем с длинными каштановыми волосами и карими глазами, привлекавшим внимание противоположного пола. Почувствовав ее взгляд, он посмотрел на Элизабет так пристально, что она с трудом выдержала это.

— Целомудренной девице следовало бы стыдливо опускать глаза! — прошептал он ей через стол, пока другие оживленно беседовали, не обращая на них внимания.

Элизабет дерзко подняла подбородок.

— Да? Ей следовало бы? С вашей стороны тоже не очень вежливо так пристально на меня смотреть.

— Я просто удивлен такой неожиданной встречей. Вам не понравилось у монахинь? У цистерцианок, должно быть, странные обычаи, если их послушницы так непокорны.

Элизабет ничего не ответила, насыпав себе сладкого миндаля и горсть клубники.

— Не во всех монастырях благопристойно. Некоторые так опустились, что больше напоминают непотребные дома!

Элизабет быстро подняла глаза, но он уже занялся оленьей ножкой. Ее сердце забилось сильнее: рыцарь сказал это просто так или хотел намекнуть, что ему все известно? Она этого не знала, но в его присутствии чувствовала себя все хуже. Чтобы не привлекать к себе внимания, она ела сладкий миндаль и коротко отвечала на расспросы пожилого капеллана. Конечно, он хотел знать, как ей жилось в монастыре. Элизабет сдержала вздох: как долго ей придется врать, прежде чем это нагромождение лжи с грохотом обрушится на нее?

Вечером ее отец был в хорошем настроении и, несмотря на запрещенное время для охоты, со своими рыцарями и капелланами отправился в лес. Его соколы и ястребы украсили вечерний стол двумя фазанами, перед которым епископ даже не зашел в базилику. Все сидели в большом зале, слушали игру музыкантов и развлекались фривольными историями. В конце две темнокожие женщины, которых Элизабет посчитала цыганками, танцевали на столе так, что их юбки высоко подлетали и можно было любоваться их стройными ногами, но при этом ни одна тарелка и ни один бокал не разбились. Епископ восторженно хлопал в ладоши и в конце представления, подозвав девушек, засунул им в декольте несколько монет, погладив грудь. Улыбнувшись, они поблагодарили и ушли. Епископ велел налить ему крепкого красного вина с южных склонов Вюрцбурга, громко отрыгнул и опустился на удобный мягкий стул.

— Какой чудесный день, — подытожил он.

Рыцари согласились с ним и подняли бокалы. Капелланы и викарии, похоже, тоже не нашли недостатков в этом дне, довольно погладили свои животы, выпирающие из-под длинных одеяний. Элизабет молча смотрела на остаток фазаньей ножки на своей тарелке. Неужели здесь всегда так? А она была слепа или ее это не беспокоило? Сейчас в ней все больше крепло отторжение: некоторые мужчины были еще более пьяны, чем посетители борделя, и вели себя не намного лучше. Один из викариев посадил себе на колени упитанную служанку, рыцарь Иоганн фон Малькос обнимался с незнакомой девушкой, в то время как его супруга сидела дома с детьми.

Наконец епископ поднялся и позволил своей свите расходиться. Черноволосая женщина снова обняла его, вызывающе глядя на Элизабет. Если так и дальше пойдет, то борьба за власть между ними будет неизбежна. Возможно, ей следовало бы сейчас все выяснить. Элизабет подошла к ним.

— Да, дитя мое? — дружелюбно спросил епископ и улыбнулся ей. — Очень жаль, что ты не отправилась с нами на охоту. Раньше ты всегда ездила и была смелой всадницей!

Элизабет ничего не ответила на его слова, попросив вместо этого поговорить наедине. Как и ожидалось, черноволосая начала ныть, обвившись вокруг епископа, как плющ вокруг дерева.

— Разве мы не собирались в ваши покои? Разговоры, все время одни разговоры! Это не потерпит до завтра? — Этот шепот заставил Элизабет сжать кулаки.

— Ты ревнуешь? Потому что она получает то внимание, которое хотелось бы получать тебе?

— Ерунда! Такое внимание — это последнее, чего бы мне хотелось!

— Герадина, моя черная овечка, перестань капризничать. — Он погладил ее.

Элизабет затошнило от того, как говорил отец.

— Моей дочери нужно со мной что-то обсудить, и если она хочет поговорить сейчас, то я найду время. А теперь быстро в постель! Я хотел бы чуть позже найти тебя там. Мои плечи и ноги все еще болят после быстрой езды верхом, и ноет шея. Тебе придется позаботиться обо мне и облегчить мои страдания!

Элизабет видела, как это задело Герадину. Она и дальше будет вести себя непокорно, настаивая на своем? Или докажет епископу, что все его желания угадывает по глазам и не будет надоедать ему серьезными разговорами до поздней ночи, как его дочь? Герадина решила пойти по второму пути, соблазнительно подмигнув и откинув назад свои длинные волосы.

— Ну, разумеется, я всегда в вашем распоряжении и справлюсь с любыми вашими жалобами.

Она взглянула на Элизабет и холодно улыбнулась. Епископу ее слова были неприятны, и он быстро добавил:

— Хорошо, хорошо, увидимся позже. А теперь иди!