Книга Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

— Я испортил тебе настроение своими словами?

— Нет, — ответила она. — Ты считаешь меня настолько щепетильной? Вспомни наш совместный поход в Прагу!

— Да, но ты целый год провела с монахинями.

Альбрехт фон Вертгейм остановился и внимательно посмотрел на нее.

— Как ты похудела, — произнес он, убирая с ее лица прядь волос. — Это была нелегкая жизнь. Они морили тебя голодом?

— Мне не приходилось голодать, — уклонилась от ответа Элизабет.

— А твои руки! Как выглядят твои руки? — Он взял ее руки и повернул ладонями вверх. — Они такие шершавые и красные. Цистерцианки поручали тебе тяжелую работу!

Элизабет высвободила свои руки. Если бы он видел их сразу после того, как она покинула бордель! Сейчас мозоли и царапины от стирки уже сошли. В доме каноника она не держала в руках ничего кроме пялец или книги.

— Все было не так уж плохо, — ответила она.

Они какое-то время молча шагали рядом. Затем он спросил:

— Что теперь будет?

— Со мной? — Элизабет пожала плечами. — Пока я останусь у отца в крепости. Ты только подумай, он ничего не изменил в моих покоях! Все на своих местах: мои платья, украшения, книги и рукоделие.

— Да, твои книги! — Альбрехт фон Вертгейм рассмеялся. — Твой отец считал тебя сумасшедшей, и капеллан тоже, но ты прожужжала ему все уши, что твоему отцу следует покупать тебе больше книг. Я до сих пор слышу его слова: «Закопаться в книгах? Это занятие для монахинь и священников — и, поверь мне, даже я во время учебы до такого не доходил. А ты девушка…» Конечно, ты, как всегда, своего добилась. Он безумно тебя любит и готов перевернуть мир для тех, кто ему дорог. — Последние слова он произнес с горечью.

— Заставив при этом страдать жителей Вюрцбурга и епископства, — добавила Элизабет.

— Да, это правда. Поэтому мы не собираемся это дальше терпеть! — выпалил он.

— Мы? Кто это «мы»?

— Капитул, наши монастыри в Вюрцбурге, городской совет и буржуазия, другие провинциальные города, общины и дворяне, которым епископ задолжал и которые потеряли всякое терпение. Мы создали объединение.

Элизабет охватило нехорошее чувство. Все это уже когда-то было. И чем кончилось?

— Он этого так не оставит, — возразила она.

— У него не будет выбора!

— Да? — подбоченилась Элизабет. — А что произошло в последний раз, когда совет и капитул отказались ему повиноваться? Его заимодавцы угрожали городу и осадили его, заставив горожан дрожать от страха! Им было все равно, кто оплатит счет, главное, чтобы они получили свои гульдены. К тому же он бросил в темницу прибывшую к нему на переговоры делегацию, чтобы еще больше усилить давление на город. — У нее на глазах появились слезы. Элизабет сказала «он», потому что не смогла назвать его своим отцом. — А советника Майнталера несколько месяцев держал в сторожевой башне — просто так. Без всяких причин!

Она замолчала, заметив удивление на его лице.

— Ты хорошо осведомлена. Не знал, что новости из Вюрцбурга беспрепятственно проникают сквозь стены монастыря.

Элизабет отвернулась, ничего не ответив. Это было очень непросто — врать. Ей следовало осторожнее вести себя с ним, следить за тем, что она говорит, если она не хотела уже сегодня нарушить обещание, данное отцу.

Они медленно возвращались к воротам.

— К сожалению, я должен идти. Настоятель созвал внеочередное собрание капитула, на которое для поддержки пригласил папского легата.

Элизабет стало дурно от упоминания папского легата. Она могла только надеяться, что больше никогда с ним не встретится, а если и встретится, то он не узнает в ней шлюху, делившую с ним ложе!

— Хорошо, желаю вам удачи в переговорах, — сказала она, протягивая ему обе руки на прощание.

— Да, я тоже нам этого желаю, — совершенно серьезно ответил Альбрехт фон Вертгейм. — Ты понимаешь, какие последствия будет иметь наш успех для тебя?

— Скажи мне!

— Ты должна будешь сделать выбор между отцом и тем, что мы считаем для всего епископства Вюрцбург и всех его жителей правильным.

— Что вы намерены делать? Вы собираетесь убить его и меня заодно, если я встану на его сторону? — спросила Элизабет, нервно смеясь. Эти слова пробудили в ней что-то.

— Что за ерунда! Конечно нет! — возмутился молодой человек. — Мы хотим, чтобы в Вюрцбурге царили закон и порядок. Смерть — это противоправное деяние.

— Прекрасно, значит, мы придерживаемся одного мнения, — сказала она язвительно.

Он взял ее за плечи и внимательно посмотрел на нее.

— Элизабет, речь идет о серьезном деле, которое коренным образом изменит не только его жизнь. Он потеряет свою власть и влияние и не сможет больше содержать своих родственников и друзей, любовниц и их детей… и тебя тоже! У него больше не будет денег для вас, не будет места в епископской крепости. Ты должна это понять.

Прищурившись, она решительно посмотрела на него.

— И что ты мне посоветуешь? Я должна взять меч и вместе с отцом защищать наше имущество? Или мне перейти на сторону добра и до конца моей грешной жизни оставаться в монастыре?

— Я не это имел в виду, — расстроенно сказал он. — Ты никогда не хотела замечать промахи отца. Мне бы только хотелось, чтобы ты видела его таким, какой он есть на самом деле, и из-за дочерней любви не совершила, скажем, необдуманный поступок.

— Хорошо, обещаю тебе не действовать необдуманно. А потом? Что будет потом? Что ты предлагаешь?

— Я еще не знаю, — пожал он плечами. — Твое возвращение так неожиданно для меня. Но я что-нибудь придумаю, обещаю. Однажды твой отец, когда мы отправлялись в Прагу, доверил мне твою жизнь. Не помню, чтобы он освобождал меня от этого поручения.

Альбрехт фон Вертгейм наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Поверь, все будет хорошо.

Он развернулся, пошел в передний двор и, сев на коня, поскакал вниз по дороге, ведущей к воротам.

— А, мое дорогое дитя. Вот где ты! — воскликнул епископ, когда Элизабет нерешительно заглянула в зал. — Проходи и присаживайся. Я велю принести свежий хлеб и жаркое. Что ты еще хочешь? Фрукты с медом? Сладкий миндаль? Скажи мне, и у тебя будет все, что пожелаешь!

Уже был полдень, но епископ, по всей видимости, только встал и наслаждался роскошным поздним завтраком, скорее напоминающим вечерний банкет. С ним за столом изысканные блюда смаковали молодая женщина, четыре рыцаря и два капеллана.

— Спасибо, отец, я позавтракала несколько часов назад кашей, — ответила Элизабет.

— Кашей? — поморщился епископ. — Как можно такое есть? У меня здесь сельдь и угорь. Или, может, немного оленьей ножки? Я сам застрелил его из арбалета!