Книга Суверенитет духа - Олег Матвейчев

Согласно критериям научности-ненаучности, которые сформулированы ЗАРАНЕЕ, одно знание отделяется от другого. Строгость математики состоит в том, что ее основопонятия и методы заточены под очень узкий круг феноменов и только под него. Сравните две сети — в одну попадают и щуки, и караси, и карпы, и плотва, а в другую только ерши. Ершовая сеть и есть математика.

Все другие рыбы ее не интересуют. Но значит ли это что она — «царица наук»?

Любая наука может обрести строгость математики, если устрожит свои основопонятия. В этом случае количество наук резко возрастет, ведь каждую придется делить на 10 или на 100 дисциплин. Но что толку, все равно понадобятся междисциплинарные исследования для объяснения того или иного феномена. За пределами математики, в результате ее строгости, оказывается практически весь мир. Да, истина о том, что дважды два четыре — бесспорна, только что толку от этой истины? Не является ли она самой бесполезной в жизни истиной? Самой несущественной для нашей сущности? Науки не основаны на математике, каждая имеет свой предмет и свое поле феноменов. Математика основана на абстрагировании количества от качества.

Два рубля в моем кармане и два мужика на улице — разве это не очевидное сходство? Это сходство, но это и безумие. Я считаю, что качеством и сущностью определяются и количественные параметры.

Пропасть нельзя перепрыгнуть в два шага, а улицу можно. Одна женщина за девять месяцев родит ребенка, а девять женщин за один месяц не родят. Бог — один, а ботинок всегда пара. Даже если это не так (украли ботинок), то это некое уродство, которое стремятся восполнить или уничтожить (выкидывают второй). Когда греки искали меру, с помощью математики, они размышляли, какому качеству соответствует какое количество. А во что это превратилось сейчас? В оперирование цифрами в мире цифр. Да, математика нужна и при инженерной работе, и в компьютерной отрасли. Так это говорит только о ее практичности, а не о царственности. Практичное и полезное синонимы, скорее, чего-то низкого, практичность и полезность присуща рабам, а не господам. Аристотель же сказал о философии: «все науки полезнее ее, но ни одной нет выше».

Вспомните великолепные книги Носова о Незнайке. В его идеальном обществе существуют всякие человечки, врачи, учителя, ученые, художники, поэты, технари и проч.

Все полезны. Зачем Носову понадобился Незнайка, как главный и самый любимый, интересный и бесполезный герой? Философ — это «незнайка», это открытая, не замкнутая на себя, на свою полезность, несамотождественость общества, место, где само Бытие дарует себя человеку.

Оппонент. Если я вижу в тексте какого-то автора фактические или логические ошибки, я просто перестаю читать.

О. М. Хорошо хоть не орфографические! А то есть уроды, которые перестают читать, видя опечатку или пропущенную запятую. Хотя хрен редьки не слаще. Как в стихе:

— Где ты была сегодня киска?

— У королевы у английской!

— Что ты видала при дворе?

— Видала мышку на ковре.

Хоть при дворе, хоть в подвале — кошка будет видеть мышь и только мышь, все самое интересное она пропустит. Дашь такому человечку сонет Шекспира, а он и его не будет читать, если там орфографическая ошибка. Кстати, логические и фактические ошибки в сонетах Шекспира тоже есть. Пока будете их искать, ГЛАВНОЕ ПРОСМОТРИТЕ.

Безошибочность не гарантирует истины, она ничего общего с истиной не имеет. Вы скажете, одно дело сонет Шекспира, который не претендует на истину, другое дело — публицистический текст, например, о политике, который претендует. Я отвечу — нет. Сегодня любой студент найдет 100 фактических и логических ошибок у Маркса. Особенно начитавшись критиков, которых за 150 лет было довольно. И что, мы скажем, что этот студент умнее Маркса, коли видит и знает больше? Или этот студент ближе к истине? Нет! Важно иное: Маркс со всеми своими ошибками и благодаря им, владел умами сначала десятков, потом тысяч, потом миллионов людей, двигал своими текстами миллиардные массы и делал историю. Сколько революций и движений произошло под знаменем марксизма! Призывы, стройность и поэтичность (а не безошибочность), понятность, совпадение с осознанием времени, с мыслями современной Марксу интеллигенции и пролетариата помогло этой теории распространиться как вирус, перевестись на языки, собрать интернационал и проч.

Истинно то, что способно двигать историю. А скучные поиски ошибок не способны. Как и «безошибочные тексты». Так что оценивая текст с точки зрения фактов и логики (кстати, какой логики? — я знаю их с десяток), вы промахиваетесь мимо главного. Может случиться, что вы будете рядом с великим и пройдете мимо, потому что закрыты в своей скорлупе. К вам попадает только то, что вы уже наметили себе отбирать по критериям, а сами критерии — уже найденная вами истина, истинность которой вы взяли сами не знаете откуда.

На самом деле истина есть открытость бытию, а неистинна как раз позиция «человека в футляре», который пропускает нечто к себе согласно раз и навсегда взятым критериям. Такой человек подобен уже не человеку, чья сущность в открытости, а животному: например, кошке, которая уже заточена под мышь.

Вы сами свидетель того, что на этом ресурсе недавно было. Некто выложил длинный текст об экономике. И первый же знаток нашел на первой же странице ошибку насчет ламповых телевизоров. Другой знаток что-то ляпнул про транзисторы. И началась дискуссия… Вот пример отцеживания комара, ловли блохи, и невидения леса за деревьями. Текст вообще был про экономику. И неважно, что там упомянут телевизор. И любому нормальному человеку это понятно, кроме любящих точность и аккуратность в фактах блохоловов. На самом деле это — пример незрелости мышления, а не его «строгости». Это просто инфантилизм, неумение видеть главное.

Помню, я преподавал в школе и слышал такой диалог с первоклассниками:

— Дети, сегодня мы поговорим о хлебе. О том, что он всему голова, о том, как его выращивают, как он попадает к нам на стол.

Вася тянет руку:

— А у меня мама всегда хлеб ножиком режет!

— Хорошо, Вася, садись.

Руку тянет Петя:

— А мы когда на даче были, я тоже руку ножиком порезал!

Но это дети, а тут ведь взрослые сплошь и рядом цепляются за знакомое слово и… И у «великих» так же. Есть одна вещь, которую заставляли раньше читать студентов философских факультетов: «Философские тетради» Ленина. Вот он их тоже читал как «собака Павлова», науськанная выделять слюну при зажигании лампочки. Видит Ленин слово «Бог», тут же пишет на полях: «Сволочь идеалистическая!». Видит слово «материя», тут же пишет: «Гегель хоть и идеалист, а все-таки у него уже были зачатки материализма». А если он не видит знакомых слов, то так прямо и признается на полях: «Темна вода!». Самое интересное, что ничуть не лучше были и русские философы. Столь же инфантильно С. Булгаков читал Маркса.

К чему я? А к тому, что все эти знаковые системы, индикаторы ошибок придуманы нами для экономии мышления. Чтобы понять: стоить ли тратить время на текст, мы быстро оцениваем его согласно критериям, сформулированным заранее, убеждаемся в чем-то и бежим дальше.