Книга Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия

– Можно еще?

– Что он сказал? – вскинулся Сурек.

В тот вечер Рамон съел полторы кнели – ко всеобщему удовольствию.

На следующий день, во время осмотра, он спросил Йозефа:

– Надеюсь, на обед опять будут кнели?

Марте не пришлось ломать голову по поводу меню. Она любила непривередливых мужчин, а этот к тому же любил хорошо поесть. Рамон через Хелену передал кухарке, что никогда не ел ничего вкуснее, и она стала относиться к нему еще участливей: красивый мужчина, хоть и похож на драного тощего кота, больно смотреть, как он сутулится и едва передвигает ноги, ну чисто старик.

Сурек столкнулся с неразрешимой проблемой. Как только у Рамона спала лихорадка, он заявил, что вылечился, пока лежал, что ему необходимо размять ноги и он хочет выйти на улицу. Йозеф урезонил своего пациента, пустив в ход патерналистскую дипломатию, которую врачи используют в общении со строптивыми больными. «Ваш организм ослаблен антибиотиками, вы рискуете простудиться, для легких это может стать катастрофой!» Слова Йозефа произвели впечатление, возражать Рамон не осмелился и сорвал злость на Суреке. Тот мирно пил чай на кухне, в санатории царила полная тишина, так что все смогли «насладиться» испанской бранью, способной сбить с курса перелетную птицу. Отголоски донеслись даже до Йозефа. Он, слава богу, не знал этого экзотического языка и потому порадовался: «Парень быстро поправляется, это хорошо».

– Я свободный человек или арестант? – орал Рамон, а бедняга Сурек не смел возразить ни слова. – Да за кого себя принимает этот докторишка, как он смеет указывать мне, что делать? В ваших интересах побыстрее все уладить, если не хотите неприятностей! Предупреждаю – я хочу курить! Сигары!

Рамон хлопнул дверью, а лейтенант отправился в кабинет Йозефа и открыл ему страшную тайну.

– Вот что, профессор, Рамон Бенитес очень важный товарищ, я бы даже сказал – особа. Касающиеся его инструкции исходят от… – Сурек не договорил и несколько раз указал пальцем на потолок, многозначительно кивая.

– Я знаком с президентом Новотным – лечил его жену и сына – и найду возможность переговорить с ним.

– Вы не поняли, – продолжил Сурек, понизив голос, – тут задействована еще более высокая инстанция, вы не представляете… Указания дает советское руководство. Он на дружеской ноге с… Ему никто ни в чем не отказывает. И вам не следует.

– Больной есть больной, лейтенант. Мне доверили заботу о нем, потому что только я могу его вылечить. Рамону лучше, но он еще не выкарабкался. Думаете, вас погладят по головке, если случится рецидив?

Сурек стал козлом отпущения для Рамона, не решавшегося спорить с Йозефом. На вопрос: «Вас беспокоит что-нибудь еще?» – он отвечал: «Нет, все хорошо», а потом устраивал очередной скандал, оскорблял лейтенанта и швырял ему в лицо первое, что попадалось под руку. Сурек торговался с Йозефом, но тот с удивлявшим его самого спокойствием отвечал: «Нет – значит нет!»

Рамон кружил по комнате, как тигр по клетке, натыкался на кровать, на кресло, вышагивал от окна к двери, смотрел на унылый заснеженный пейзаж, грыз и без того короткие ногти.

Если Сурек или телохранитель стучали в дверь, он отвечал по-испански, гнал их прочь, орал, начинал задыхаться и заходился лающим кашлем, так что не помогал даже небулайзер.

Однажды он крикнул: «i Que pasen!»[126]– ответа не дождался и резко распахнул дверь. На пороге стояла Хелена.

– Я так больше не могу, – срывающимся голосом пожаловался он. – У меня будто все тело наэлектризовано. Я не выношу замкнутых пространств, я тут сдохну!

– ладно, пойдемте прогуляемся.

– Ваш отец не позволяет мне высовывать нос на улицу.

– С ним я все улажу, – пообещала Хелена, достала из шкафа шерстяное бело-зеленое одеяло и накинула его Рамону на плечи. – Вы похожи на римского императора.

– Профессор рассердится.

– Довольно слов. Вперед!

Рамон вышел в коридор. Хелена сбегала за пальто, они спустились по внутренней лестнице и прошли через контору. Хелена открыла дверь, и холодный ветер кинулся им в лицо.

– Натяните одеяло на голову.

Она завернула края – так делают, когда пеленают грудничков, оставляя узкую щелочку для глаз, – и протянула ему руку:

– Будьте осторожны, ступеньки очень скользкие.

Они начали спускаться. Одной рукой Рамон держался за перила, другой мертвой хваткой вцепился в Хелену.

– Придерживайте одеяло вот так, – велела она. – Вам не холодно? – (Из «кулька» раздалось сдавленное «нет».) Мы пойдем в сторону кооператива, скажете, если устанете.

Хелена подняла голову и заметила в окне кабинета Йозефа. Он стоял, скрестив руки на груди, и не ответил, когда она помахала.

В затянутом облаками небе было несколько голубых просветов, бледное солнце освещало окрестности. Дорогу до санатория расчистили, почерневший снег сбросили на поля, но метровые сугробы уже начали подтаивать, и по земле побежали ручейки. Они шли молча, чтобы не задохнуться на морозе. Метров через сто санаторий исчез за поворотом, Хелена обогнала Рамона и остановилась подождать. Он откинул углы одеяла на плечи, и она увидела, что у него все лицо в испарине.

– Вы в порядке?

Он кивнул, хотя дышал отрывисто и поверхностно.

– Идем дальше?

– Вы курите?

– Да.

– Дадите сигарету?

Она собралась было возразить, но он ее опередил:

– Моим легким это не повредит, уверяю вас.

Рамон смотрел на Хелену, и его черные глаза выражали мужскую решимость, детскую беззащитность и отчаяние. Этот взгляд перевернул ей душу.

– Умоляю…

Она вытащила из кармана пачку «Петры», выщелкнула сигарету, чиркнула спичкой, давая прикурить; он глубоко затянулся и с видимым наслаждением выдохнул дым:

– Боже, благодарю. Вы не представляете, какое это блаженство.

– Мы еще долго будем «выкать» друг другу?

– Да нет… Знаешь, у меня совсем промокли ноги.

Хелена посмотрела на его черные кожаные туфли, до самого верха измазанные грязью, и ужаснулась:

– Только отцу не говори…

Обратный путь занял гораздо больше времени: одеяло соскальзывало, один край волочился по мокрой земле, и Рамон все время его поддергивал. Его кидало то в жар, то в холод, он замедлил шаг, пытаясь успокоить дыхание (небулайзер остался в палате).

– Не понимаю, что со мной.

– Может, не стоило курить?

– Тебе не стыдно, что дала астматику сигарету?

Хелена хотела возмутиться, но по весело блеснувшим глазам Рамона поняла, что он шутит, достала пачку и закурила: