Книга Императрица Орхидея - Анчи Мин

Я спросила его об отношениях с Су Шунем.

— Главный советник выступал обвинителем в суде, на котором я был истцом, — ответил Жун Лу. — Это случилось в восьмой год правления Его Величества, и как раз тогда я сдавал государственные экзамены.

— Я читала об этих экзаменах, — вставила я. — Но никогда не видала тех, кто в них участвовал лично.

Жун Лу улыбнулся и облизал губы.

— Извините, я не хотела вас перебивать.

— Ничего, — застенчиво ответил он.

— Итак, вы получили свою должность в результате государственных экзаменов?

— Нет, — ответил он. — Тогда произошло нечто очень странное. Победителя экзаменов начали подозревать в подлоге. Он действительно был сыном богатых родителей и страшным бездельником. Многие тогда обвиняли высшие классы в коррупции. При поддержке других своих сверстников студентов я обратился в суд и потребовал устроить для всех нас переэкзаменовку. Мое требование отвергли, но я не сдавался. Я решил расследовать это дело до конца, причем самостоятельно. Через месяц, с помощью одного знакомого чиновника высокого ранга, я представил императору Сянь Фэну детальный доклад, а тот передал его на рассмотрение Су Шуню.

— Да-да, — поддакнула я, вспоминая, что уже слышала об этом случае.

— Су Шуню не потребовалось много времени, чтобы раскопать всю правду, — продолжал Жун Лу. — Тем не менее случай оказался не из легких.

— Почему?

— Потому что он затрагивал одного из ближайших родственников Его Величества.

— Но Су Шунь убедил Его Величество принять необходимые меры?

— Да, в результате победитель государственных экзаменов был обезглавлен.

— Власть Су Шуня напрямую связана с его слишком длинным языком, — перебила нас Нюгуру, которая незаметно вернулась в зал в разгар нашей беседы, все еще с четками в руках. Взгляд ее все еще казался отсутствующим. — Су Шунь может даже мертвого заговорить до того, что тот встанет и запоет.

Жун Лу откашлялся, стараясь ни чем не выдать, согласен он со словами Нюгуру или нет.

— Что же сказал Су Шунь императору Сянь Фэну? — спросила я.

— Он привел Его Величеству пример бунтовщиков, которые в четырнадцатый год правления императора Чжу Чи в 1657 году едва не свалили империю, — ответил Жун Лу. — Зачинщиками бунта оказалась группа студентов, с которыми во время государственных экзаменов обошлись несправедливо.

Я взяла свою чашку и сделала из нее глоток.

— Как же так получилось, что вы стали работать с Су Шунем?

— Меня бросили в тюрьму как зачинщика беспорядков.

— А Су Шунь вас спас?

— Да, именно он отдал приказ о моем освобождении.

— То есть он вас спас, а потом продвинул по службе?

— Да, после лейтенанта я сразу стал командующим стражей.

— Как давно это случилось?

— Пять лет тому назад, Ваше Величество.

— Потрясающе.

— Я несказанно благодарен главному советнику и навеки сохраню ему верность.

— Разумеется, — сказала я. — Но в то же время вы должны держать в уме, что своей властью Су Шунь обязан императору Сянь Фэну.

— Да, Ваше Величество.

Я с минуту подумала, а потом решила слепо приоткрыть те факты, которые недавно обнаружил Ань Дэхай. Они заключались в том, что глава императорской экзаменационной службы был врагом Су Шуня.

Жун Лу удивился или сделал вид, что удивился. Я ожидала от него хоть какой-нибудь реакции, вопросов, опровержений, восклицаний, но ничего такого не последовало.

— Су Шунь очень умно расправился с человеком, на которого держал зуб, — продолжала я. — Причем сделал это руками императора Сянь Фэна и во имя того, что восстанавливает справедливость по отношению к вам.

Жун Лу снова промолчал. Видя, что я жду от него ответа, он наконец произнес:

— Простите, Ваше Величество, но у меня нет слов.

— Вам и не надо ничего говорить. — Я поставила свою чашку на место. — Я просто хотела узнать, знаете ли вы об этом или нет.

— Да... в некотором смысле... немного... — Он опустил глаза.

— Что можно сказать в таком случае о Су Шуне как о человеке?

Боясь выдать себя хоть одним неправильным словом или жестом, Жун Лу решил удостовериться сперва в моей искренности и понять истинные причины моего поведения. Он поднял глаза и внимательно посмотрел мне в лицо. Встретив его взгляд, я поняла, что передо мной сидит истинный представитель знамени.

Я повернулась к Нюгуру. Она все еще сидела с четками в руках, но больше их не перебирала. Я не могла сказать в точности, витает ли она в облаках вместе с духом Будды или попросту дремлет.

Я вздохнула. Император слишком слаб, Су Шунь слишком коварен, а принц Гун находится слишком далеко, в то время как нам нужно иметь надежного человека по возможности совсем рядом с нами.

— Время покажет, кто такой Су Шунь, — примирительно сказала я. — Нас заботит теперь только ваша преданность. Кому она принадлежит в первую очередь: Су Шуню или Его Величеству императору Сянь Фэну?

Жун Лу бросился на землю и начал биться головой об пол.

— Разумеется, Его Величеству! Поверьте, мое безоговорочное почтение обращено в первую очередь к императору, и здесь моя душа не знает никаких сомнений!

— А мы? Жены и дети Его Величества?

Не вставая с колен, Жун Лу выпрямил спину. Наши глаза встретились. Это мгновение запечатлелось в моей памяти с четкостью иероглифов, написанных тушью на рисовой бумаге. В некотором смысле он все еще не мог удержаться от сомнений, взвешивания всех за и против, страха перед неизвестностью. Я чувствовала, что ему хотелось бы удостовериться, в какой степени я достойна его преданности.

Я выдержала его взгляд и как бы без слов ему ответила, что в обмен на его честность и дружеские чувства я отвечу ему тем же. Если бы я имела хоть малейшее понятие о том, что должно произойти в будущем, то не стала бы так себя вести. Я была слишком самоуверенной и считала, что полностью владею и ситуацией, и своими чувствами и что до конца дней мне суждено остаться всего лишь верной наложницей императора Сянь Фэна.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что даже тогда я отказывалась видеть истину. Я не признавала, что с самого первого мгновения нашей встречи я ждала от Жун Лу гораздо большего, чем просто охраны своего спокойствия. Моя душа уже тогда была готова к тому, чтобы любить и быть любимой. И когда я дотронулась до кинжального клинка, то «здравый смысл» покинул меня окончательно.

Вернулся евнух и принес свежий чай. Жун Лу одним глотком опустошил свою чашку, словно только что вернулся из пустыни. Но это не смогло его успокоить. У него был взгляд человек, который собрался покончить с собой, прыгнув со скалы. Глаза его расширились, нервное напряжение с каждой минутой нарастало. Когда он снова поднял глаза, я удостоверилась, что мы оба являемся потомками самых мужественных маньчжурских знамен. Мы способны выдерживать сражения, причем не только внешние, но и внутренние. Такое качество мы приобрели благодаря своей рассудительности и способности ставить доблесть и честь выше личных разочарований. В душе мы могли выть от боли и тоски, но улыбка с нашего лица при этом все равно не сойдет.