Книга Двойная честь - Инна Сударева

* * *

Аврора стояла у большой кадки с лимонным деревом и смотрела на своего рыцаря и с интересом, и с опаской.

После краткого и необычного поединка с Ульдером молодой человек настоял на том, чтоб попасть в кабинет покойного императора. И теперь прохаживался по просторной комнате, осматривался. Возле тех предметов, которые заинтересовывали, Корт останавливался, приглядывался более внимательно. Но не произносил ни звука.

У письменного стола императора произошло кое-что необычное.

Корт выдвинул один из ящиков и, щелкнув каким-то рычажком, приподнял дно. Оно оказалось двойным. Аврора подбежала, ахнула от изумления:

– Ты знаешь! Откуда ты знаешь?! Отец даже мне не говорил!

– Он не успел сказать, – пояснил Шип и извлек из тайника маленькую бархатную коробочку, открыл и протянул девушке массивный перстень из белого золота, украшенный сияющим голубым камнем, молвил тихо-тихо. – Когда-то его носила твоя матушка. Но не спеши хватать, не спеши его носить, – он остановил пальцы Авроры, которые уже хотели цопнуть перстень. – На нем – кровь, и поэтому это злое кольцо. Если его не очистить, оно станет дарить беды своему владельцу…

Аврора молчала – она занемела от удивления, перестала верить своим ушам.

– Твоя мать, – прошептал Корт, сжав кольцо в кулаке. – Она умерла страшной смертью. Перстень этот был весь в ее крови. На охоте. Императрицу Бетан растерзал зверь…

– Откуда ты знаешь? – уже шепотом спросила Аврора, белея лицом и дрожа всем телом.

– Это тебе знак того, что я буду говорить от имени твоего отца, – произнес Корт. – Как бы странно это ни звучало: этой ночью я говорил с ним. С его духом…

– Как? – юная леди отказывалась понимать то, про что он ей рассказывал.

Корт вздохнул, покачал головой:

– Присядь в кресло, лапа. Мне многое нужно тебе рассказать.

Аврора, не мигая, смотрела на перстень матери, затем послушно опустилась в кресло.

И рассказ молодого человека, действительно, вышел очень долгим. Даже, несмотря на то, что изъяснялся Шип, как обычно, кратко и четко.

– Это невозможно, – выдохнула Аврора, когда ее рыцарь смолк, потом глянула на перстень – доказательство того, во что она отказывалась верить. – Но ты… Почему ты?!

– Я ведь говорил, – пожал плечами Корт. – Сейчас я вижу то, чего не видел раньше.

– Как все странно, – пробормотала девушка, все еще рассматривая кольцо. – Никогда не думала, что в сказку попаду…

– Даже тогда, когда дернула из замка с наемным убийцей? – спросил, улыбаясь, молодой человек.

Аврора не могла не улыбнуться в ответ:

– Ну, убийца – это реальность. А то, что этот самый убийца видит душу императора, которого мечтал убить, и разговаривает с ним – разве такая история не тянет на сказку?

– Думаю, не нам судить, где сказка, а где жизнь. Раз такое произошло… Я сам тоже не думал, что попаду в такую переделку и стану твоим рыцарем и получу знания императора…

– Нет-нет, молчи, не порти сказку, – Аврора покинула кресло, чтоб приблизиться к Корту и прижать палец к его губам. – Если мы в сказке, то она, как всякая порядочная сказка, должна счастливо закончиться. Ведь так?

– Знавал я сказки…

– Молчать! – топнула ногой девушка. – Ты становишься похожим на моего отца! Кстати, он сейчас где? Тут где-нибудь? Подсматривает? Подслушивает? – и начала с опаской озираться.

Корт покачал головой, любуясь юной императрицей (ну не мог он не любоваться ею, даже после разговора о призраках и волшебстве):

– Его нет. Он передал мне многое из своей сути, но сам растворился в ночном небе…

– Вот и славно, – выдохнула Аврора, обвивая руки вокруг молодого человека и крепко-крепко прижимаясь щекой к его груди. – Может, нельзя так говорить, но все равно славно. Потому что при папе я бы, наверно, не смогла тебя обнимать. Хоть он и благословил нас.

– Ты сияешь дивным золотом, лапа, – вдруг шепнул Корт и осторожно, словно касаясь чего-то чрезвычайно хрупкого, погладил волосы девушки. – Как самая дорогая драгоценность мира. И греешь, как самый ласковый в мире очаг. Знаешь, почему лорд Ульдер присягнул тебе? Потому что он увидел то же, что вижу я. Твою доброту, милосердие. Оно временами сильнее стали…

– Поэтому ты не убил Ульдера? Ведь ты мог, первым же удачным ударом…

– Я мог. Но я хотел, чтоб ты вышла на сцену и явила ему себя, – лукаво улыбнулся Корт. – И я не ошибся. Все случилось так, как я предполагал. Сегодня утром не я победил. Сегодня утром ты победила. Думаю: теперь твой советник станет твоим настоящим советником.

Аврора тоже улыбнулась:

– Да ты хитрец. Впрочем, чего еще ожидать от убийцы-Шипа? Именно хитростей. Ведь так? – спросила, заглядывая ему в лицо.

– Совсем немного хитростей, – кивнул молодой человек.

– Ты видишь сияние? Неужели все сияет? – Аврора продолжала рассматривать своего избранника; ей показалось, что Корт очень изменился: глазами, выражением лица; какая-то глубокая задумчивость таилась в его чертах. Раньше такого не было, или Аврора попросту не замечала, не обращала внимания? А ведь в самом деле – подумала девушка – раньше она больше думала о себе самой…

– Все сияет. Даже то, в чем нет жизни. Думаю, это потому, что жизнь всего касается и оставляет следы. Вот как на моих мечах, – Корт вытянул один из рубцов из ножен. – Этот сегодня попил крови – ранил лорда Ульдера. И теперь его клинок полыхает красным огнем.

Аврора прикоснулась к оружию пальцем, осторожно, словно боялась разбудить спящую сталь.

– А я ничего не вижу, – сокрушенно призналась девушка.

Корт улыбнулся: из-за обиженно надутых губ и приподнятых бровей императрица Твердых земель стала похожа на ребенка, который огорчился, когда вместо желаемых сластей получил в подарок простую деревянную погремушку.

– Поверь: тебе и не нужно, – заверил Шип девушку. – А перстень твоей матушки я сам очищу. Идет?

– А как?

– В реке…

* * *

Город Гримтэн покоился на холмах. А у подножия холмов текла-поспешала к далекому южному морю извилистая и широкая река Лулда. Она любила менять наряды. Зимой одевалась в белую и сверкающую броню, которая легко могла выдержать и закованное в сталь войско. Весной все это грозное великолепие трескалось и слезало с Лулды, как скорлупа с вареного яйца, уносились прочь льдины, и являлись лазоревым мартовским небесам темные, бурливые, холодные воды древней реки, отражались в них высокие стены и башни гомонившей столицы, украшенной разноцветными лентами и флагами к первым весенним праздникам. Прибавлялся день – и светлела Лулда, отогревалась под апрельским солнцем, становилась миролюбивей и ласковей. Она переставала гневно стегать волнами высокие берега и швырять строптиво узкие рыбацкие лодки. Ну, а летом преображалась речка в нарядный малахитовый поток, и в зеленых ее водах начинали мелькать спины крупных рыбин. Осенью Лулда вновь темнела, вновь сердилась, но не забывала себя украшать – пестрыми узорами из опавших листьев. Их щедро сыпали в реку прибрежные березняки, дубравы, ивняки…